Илья Муромец в ссоре со Владимиром

 Красота народного творчества

Богатырские былины

Илья Муромец в ссоре со Владимиром

Эти былины, обработанные Валентином Старостиным и иллюстрированные художником из Палеха Михаилом Шемякиным, удивительным образом берут в полон наше внимание.  Напевные мелодичные строки, передающие необыкновенное богатство и завораживающую красоту русского языка, обрамлены иллюстрациями палехского художника. Они гармонично в едином стиле дополняют друг друга и перетекают друг из друга.

Представляю вниманию читателей праздничную палехскую палитру Михаила Шемякина, дополненных былинными строками. Итак, «Илья Муромец в ссоре со Владимиром».

Источник: Старостин В. Илья Муромец: Богатырские былины./ в обработке Василия Старостина, художник Михаил Шемаров из Палеха. – М.: Издательство "Советская Россия", 1967. – 160 с., илл.

Илья Муромец в ссоре со Владимиром

За обиду, да неправду, за напраслину,
За немилостивину за Владимирову,
Что сгубила добра молодца Сухмана,
Поразгневался Илья Муромец,
Осерчал богатырь, опечалился,
Темной тучею натуманился.
Вот по киевским да по улицам

Он похаживает да погуливает,
Тайнодумную задумину задумывает:

«Уж как я ли Владимира повыучу,
Всю обидушку обидчику повымещу!
По церквям начну я постреливать,
Я кресты золотые все повыломаю,
Золоченые маковки повышибаю!»
Как сказал Илья, так и сделал он.
И повыстрелял, и повыломал,

Закричал на весь Киев зычным огласом:
«Уж вы голи-горюны стольно-киевские,
Собирайте кресты золоченые,
Поднимайте церковные маковки,
Ешьте-пейте на них нынче досыта!»

Тут Владимир-князь и поодумался:
«Еще как бы мне да помириться с Ильей?
Еще как бы его да на пир позвать?
Дочь послать-позвать — не к лицу идет!
А послать мне Добрыню Никитьевича!»

Славный витязь Добрынюшка Никитьевич,
Он подходливый, он удачливый:
К человеку подход он найдет-подойдет,
Успокоить умеет неспокойного,
Примирит-сговорит непримиримого.
Он пошел-отыскал Илью Муромца,
Примирил-привел добра молодца.

 Подбегал к Илье Владимир-князь,
Брал да рученьки, заговаривал:
«Уж ты храбрый богатырь Илья Муромец!
Было место твое да пониже всех,
Будет место твое теперь повыше всех!»

Тут почестный пир и на веселье пошел.
Не болотина всколыхнулася,
Принималась боярщина пузатая
На Илью Владимиру нашептывать:
«А и где же про это было слыхано,
А и где же про такое было видано,
Чтоб простой мужик-чернопахотник,
А сидел на пиру на великоем
Выше нас, честных, родовитых бояр?
На Илюху своего погляди ты, князь,
У него к тебе уваженья нет:
Кунью шубоньку с твоего плеча
Носит он без почтенья, со небрежицей —
Надевает ее на одно плечо,
Черну шапочку на одно ушко!

Кто смел бы из нас, высокородных бояр,
Твой княжий дар столь шутейно носить?

 

А еще он напивался во питейном дому,
Сам ходил-бродил вчера по Киеву,
Волочил эту шубу за один рукав,
Говорил слова непотребные:
Нынче шубу-де я волочу-тащу,
Завтра я самого Владимира
Ухвачу-потащу, в грязевину втопчу,
Дочь Любаву его за себя возьму!»

И взыграли-запылали думы княжеские.
Князь добром совета не спрашивал,
Чередом про дело не разведывал,
Приказал-пристрожил поскорей открыть
Подпещерные норы глубокие,
Илью Муромца в них заточить-схоронить,
Вход каменьями завалить-забить,
На сажень запесочить зыбучим песком!

Узнавали враги, уразведывали,

Что уж нет на Руси Ильи Муромца
И все витязи святорусские
Прочь из Киева поразъехались.

И рассыпалась дружина славнокиевская,

И уж нет на Руси ее защитников.
Поднимались тогда цари поганые.
Поднимался собака злой Калин-царь,
С ним же силушки — число несметное.
Он прошел, обездолил, изморил народ,
Обездомил его огнем-пламенем,
Подступил под самый стольный Киев-град.

Выходил Владимир на широкий двор,
Поднимался на вышечку дозорную.
Поглядел, увидал, близко к Киеву
С подвосточной со сторонушки
В небо пыль пылит, грозный гул гудит,
Красно солнышко затемняется,
От пожарищ дым заклубляется,
Языкастое пламя разгорается.
Через Днепр-реку злы татарове
Уж мосты мостят, перейти хотят.

II восплакался, возжурился князь:
«За грехи мои наказал господь —
Он лишил меня ума-разума!

От безумства своего, от бессостлия

Я теперь один-одинешенек!

А и где ты, дружинушка хоробрая?
Поиссякла моя вся сила ратная!»

Проходил князь ко дочери Любавушке,
И ронял он слезы горючие,

Говорил он речи печальные:
«Кабы жив Илья был у нас теперь,
 Не зорил бы злой Калин да соборных церквей,
Не губил, не грозил бы ни мне, ни тебе!
Ах, коли бы да жив был Илья Муромец!»

Пала в ноги Любава Владимировна:
«Ты прости меня, отец-батюшка,
За мою за вину, за ослушанье:
Я от смерти лихой ведь спасла Илью,
Сохранила его от погибели,
Что поила-кормила по тайности
Годы долгие в подземелье Илью!»

И возрадовался Владимир-князь.
«Тебя Бог простит, моя Любавушка!
Мы пойдем-поспешим поскорее к Илье,
Будем звать-молить, низко кланяться!»

В подпещерине, при коптильнике,
При чадящей, при тусклой смолёвице

Князь Владимир Илью уговаривает,

Он кается, он упрашивает:

«Гой еси ты мой, атаман-казак,
Расскажу тебе дело важное,

Только выйдем-ка мы на белый свет!»

«А зачем ты ко мне, князь, пожаловал?
А и знать, я опять тебе понадобился!
Только я не хочу идти па белый свет!»

«Уж ты, славный казак Илья Муромец!

Ты прости меня на моей вине —

Не своим умом дело сделано:

Насказали бояре пучеглазые!
Так садись ты, казак, на добра коня,
Поезжай, атаман, в поле чистое:
Рать поганая ведь уже под Киевом!
Ты встань-постой за стольный Киев-град,
Ты встань-постой за отечество,
Ты меня побереги, Владимира,
Дочь Любавушку от позору избавь!»

Илья Муромец свой давал ответ:

«Не хочу тебе, Владимир, служить,
Не хочу за тебя в ратном поле стоять!

Да уж я и отходил на кровавую сечь:
Постарел, поседел, поослеп, словно крот,

Во такой твоей подземелине!»

Со слезами пополам млада Любавушка

Илье Муромцу слово молвила:

«Если б вышел ты, радельник русской земли,
Поглядел бы, узнал про лиху беду!

Ведь прошел Калин-царь земли русские,
Осиротил он малых детушек,

Озаботил он горьких вдовушек,
Обездомил он бедных людушек!

Он поля-хлеба потоптал-помял,

Города и деревни все огнем пожег!

Ты встань-постой, Илья Муромец,

Не за князя встань Владимира,

Не за дочь постой Любаву Владимировну,
Ты встань-постой, богатырь, грозой
Да вдов-сирот, малых детушек!»

Тут Илюшенька и призадумался.

Он думал час да и думал два,

Под конец прояснился, растуманился:
«Встану, встану я за святую Русь,
Встану я за всех за обиженных

Супротив того царя Калина!»

По долам, по горам, по окатинам
Едет стар казак Илья Муромец,
На высокую на крутогорицу
Разлетается, поднимается.

Он глядит с горы во все стороны,
Оглядает с высоты рать татарскую,
Рать страшенную, силу грозную.

Он стоит седой да трясет головой:
«Экой силы тут насгонял Калин-царь!

Мне на добром коне не обьехать ее,

Волку борзому не обежать вокруг,
Быстру соколу не облетывать!»

Помолился Илья скоро-на-скоро,

И садился в седло быстро-на-быстро,
Распалил-разогнал коня доброго
На татарскую рать на кромешную.

Под Ильею конь, как сокол, летит,

На коне Илья, как орел, сидит,
Налетает, побивает силу вражескую.
Он копьем, он конем, он и палицей,
Он и колет, он и топчет, наповал разит,
До собаки-царя, злого Калина
Прорубается, добирается,
Грудь отвагою воспламеняется,
Борзый конь на дыбы поднимается!

Не успел Калин-царь ни опомниться,
Ни одуматься, ни оправиться,

Как сверкнул-проблеснул, будто молния,
Перед ним Ильин смертоносный булат,
Ослепил-поразил нечестивого.

На остро копье царя Калина
Принимал-поднимал Илья Муромец.
Заревели татарове поганые,
Побежали они прочь от Киева.

Напустился Илья на силу черную,
Он нагнал, потоптал ее борзым конем.
Позабросил с копья царя Калина
В чисто полюшко, степь широкую.

Хищным зверям его на растерзание,
Черным воронам на поклевание.

И вернулся богатырь в стольный Киев-град
На княжеский, на широкий двор.

Вот бросает он копье, приговаривает:
«Полежи на земле ты, мое копье,
Нету силушки мне воткнуть тебя
Во сыру землю да тупым концом:
Отказались служить руки белые —
Во плечах они умахалися,
Во локтях они насгибалися,
В чистом поле я поизбился, казак,
Не пиваючи, не едаючи,
Рать Калинову побиваючи!»

Услыхали тут Илью Муромца
Привратники да придверники,
Доносили они Владимиру:

«На широком дворе у нас на княжеском
Днем при солнце темно было, холодно,
При безоблачье сыро-пасмурно,
Нынче к вечеру и без солнышка
Рассвело, светло, тепло и радостно:

Воротился ведь Илья Муромец,

Нас согрел да утешил, сам голоден!»

Как бежит-спешит Владимир на двор,
Он берет Илью за руки белые,
Он ведет богатыря в светлу горенку:

«Я для ради тебя, удалой казак,
Соберу-созову развеселый пир,

Не на день, не на два, на неделюшку!»
«Слушай, Солнышко Владимир-князь,
Этот Калин-царь только — цветики,
Зреют ягодки не таки впереди.
Посмотри-погляди на восток в полуночь,
Как пылает он огнем-заревом,
Как кровавые зори по утрам встают!
До пиров ли тут, светлый батюшка?
Не пиры пировать, надо рать собирать,
Всю дружину святорусскую хоробрую!
Розогнал-растерял ты, Владимир, ее,
Всех защитников богатырей своих!»

За головушку князь хватается
И с отчаяньем изливается:
«Уж ты гой еси, добрый молодец,
Илья Муромец сын Иванович,
Сослужи ты мне службу верную,
Собери моих славных витязей,
Святорусское богатырство все!
Ты найди, приведи и поставь, атаман,
 Постоять за веру, за отечество!»

 Источник:

Старостин В. Илья Муромец: Богатырские былины./ в обработке Василия Старостина, художник Михаил Шемаров из Палеха. – М.: Издательство "Советская Россия", 1967. – 160 с., илл.