Аксаков К.С. о языке русского народа

 

Аксаков К.С. о языке русского народа

«Наш язык, наш синтаксис имеет особенный характер, и то, что можно сказать на русском, едва ли можно сказать на каком-нибудь языке». (К.С. Аксаков)

Аксаков Константин Сергеевич.
Изображение с сайта  http://commons.wikimedia.org/wiki/File:KonstantinAksakov.jpg?uselang=ru

Аксаков Константин Сергеевич (1817-1860 гг.) – русский публицист, литературный критик, историк, лингвист и поэт. Глава русских славянофилов. Один из идеологов славянофильства. Выступал за отмену крепостного права при сохранении монархии. (Старший сын известного русского писателя Сергея Тимофеевича Аксакова, написавшего любимую всеми нами сказку «Аленький цветочек», рассказанную старой крестьянкой Пелагеей).

Аксаков К.С.
***
 Когда, бывало, в колыбели
 Я плакал, малое дитя,
 То мне в утеху песни пели,
 Тогда баюкали меня.

 И под родимые напевы
 Я сном беспечным засыпал,
 А голос песни сельской девы,
 Слабея, тихо замолкал.

 И эти звуки заронились
 Глубоко в памяти моей,
 И в этих звуках сохранились
 Воспоминанья прежних дней.

 Когда я их услышу снова,
 То тихо встанет предо мной
 Картина времени былого
 С своей туманной красотой. 1834, Москва

 

Аксаков К.С. о языке русского народа
Отрывки из его произведений

Смысл всех филологических работ Аксакова можно сформулировать его же словами: «Вместе с нашествием иноземного влияния на всю Россию, на весь ее быт, на все начала, и язык наш подвергся тому же; его подвели под формы и правила иностранной грамматики, ему совершенно чуждой, и как всю жизнь России, вздумали и его коверкать и объяснять на чужой лад… Да возникнет же вполне вся русская самобытность и национальность!.. Где же национальность шире русской? Да освободится же и язык наш от наложенного на него ига иноземной грамматики, да явится он во всей собственной жизни и свободе своей!..»

 

Особую известность принесла Аксакову статья, в которой он противопоставлял «публику», т.е. образованную часть общества, и народ. Он писал: «Публика выписывает из-за моря мысли и чувства, мазурки и польки; народ черпает жизнь из родного источника. Публика спит, народ давно встал и работает. Публика едет на бал, народ идет ко Всенощной. Публика танцует — народ молится. Публика презирает народ — народ прощает публике. И в публике есть золото и грязь, и в народе есть золото и грязь. Но в публике грязь в золоте, в народе золото в грязи. Публика и народ имеют эпитеты: публика у нас — «почтеннейшая, а народ — православный».

 

Человек существо разумное. Разумность по Аксакову неразрывно связана с общением, а последнее – с языком и словом. «Первое единство, связующее людей в одно целое, есть единство языка, следовательно, единство разумения. Здесь является общительный элемент, элемент бескорыстный, у которого нет цели, выгоды, нет расчета, элемент, в котором важна лишь радость взаимного общего разумения». Как отмечает А. Ф. Лосев, слово для Аксакова есть «орудие деятельности духа». Но мало того – для Аксакова «слово есть сознание, слово есть человек». Нет слова, нет общения, нет сознания – нет человека. Но сознание само есть природа и мир, выраженные в общении, в своем уразумеваемом выражении. Но как природа, или история выражаются в слове, так в слове выражается и человек, подлинный человек – в подлинном слове. А это возможно только в подлинном обществе, в общении с другими людьми и с Богом, то есть опять же – в церкви.

 

К.С. Аксаков пишет работу «Несколько слов о нашем правописании" (1846), позднее – «О русских глаголах». (1855), незадолго перед смертью выходит первая часть его «Опыта русской грамматики» (1860), который должен был подвести итоги его многолетним занятиям теорией и историей русского языка. В своих лингвистических работах К.С. Аксаков стремился раскрыть национальное своеобразие грамматического строя русского языка и выступал против подражательности русских грамматик западноевропейским образцам и традиционной логической грамматике.

 

Из статьи: «Константин Сергеевич Аксаков. «Народное чтение. Книжка первая. Спб., 1859»

 Предпринято целое издание, чтобы озарить ум народа светом образованности, - издание, в котором просвещенные люди снисходительно сообщают своим непросвещенным меньшим братьям новые для них истины и так благодушно применяются даже в языке своем к народному языку. Я, право, не знаю, чего еще желать? Как должен быть счастлив русский народ! Какие заботы, какие просвещенные заботы великодушно принимает на себя наше образованное общество о народе. Хотят избавить его даже от труда самому выбирать книги, а готовят книгу собственно для его употребления, так что тут собрано все для него полезное и приятное. В своем глубоком снисхождении к народу г-да великодушные литераторы долго жуют предварительно пищу и предлагают народу уже жеванное.
 Чтение для народа! По нашему мнению, уже в этой мысли лежит ложь. Что же народ - разве особенный отдел людей? Почему же для него и не существует общего чтения, как для всех людей вообще, а изготовляется нарочно чтение народное?..

… Вместо того, чтоб писать какие-то сочинения исключительно для народа, пусть лучше литература наша постарается быть народною: тогда она сама станет истинно на высокую и действительную степень, и для всего народа сделается доступною; тогда, конечно, не нужно будет хлопотать о книгах для народа, как вы теперь хлопочете. <...>

Вся статья здесь http://az.lib.ru/a/aksakow_k_s/text_0180.shtml

 

Из статьи: К.С. Аксаков «Ломоносов в истории русской литературы и русского языка» // Аксаков К.С. Полное собрание сочинений. Т. П. Ч. 1. М., 1875

… Национальная песня потому прекрасна, что она национальная песня; здесь, следовательно, форма есть уже ручательство за достоинство, и такое ручательство, которое не обманывает; но зато это и есть единственная форма поэзии, заверяющая в достоинстве поэтическом (трагедия, комедия и прочее не суть такие формы). Если это еще не кажется необходимым с первого взгляда, то постараемся объяснить.

… В определении народа осуществляется здесь определение поэзии. Момент отрицания поэзии получает исторический, пребывающий смысл. Народ есть всегда действительное лицо, есть необходимое определение; поэзия, отражающая только народ, только нацию постоянно, будучи произведением только нации, необходимо действительна и истинна, ибо содержание всегда неизменно, необходимо, действительно. Вся субстанция народа, со всею глубиною своею и богатством, со всеми своими сторонами, но только как народная субстанция, выражается в поэзии. Народ является еще одною цельною, массою, поглощающею индивидуумов: поэтому неизменяем, всегда себе верен; поэтому и национальная поэзия всегда истинна и, имея в то же время поэтическую форму, всегда прекрасна.

… везде, где есть народ, есть и национальная поэзия и народные песни. Великое значение имеет народная поэзия, выражая вечную и истинную сущность народа; она открывает нам его, она всегда остается верною опорою, верною порукою за будущее народа, к каким бы сомнениям и противоречиям ни привело нас его дальнейшее развитие, разрешившееся от целости чисто национального, необходимо-верного, определения. Эту степень, как мы сказали, имеет в своем движении каждый народ; она уже необходимо в нем, потому что он народ, нация.

… Чувство человеческое всегда заставляет нас внутренне трепетать при звуках наших песен, а знание, удаляя ложные мнения и осуждения, заставляет нас понимать их глубокое значение.

Песни поются на языке чисто народном, на языке, вполне запечатленном всею физиогномиею, всею силою и исключительностью национальности; здесь язык сам не вышел за пределы этого, необходимо тесного определения, и это и составляет характеристику слога песен; он является в них со всеми национальными, характеристическими оборотами, со всеми простонародными фразами, поговорками и словами; вся эта сила народной субстанции, под таким твёрдым определением национальности, со всею, если можно так сказать, своею грубостью, энергически высказывается в языке песен, слоге, являющем нам язык исключительно народный, имеющий на себе, как язык, исключительное национальное определение соответственно с народом, и следовательно вполне выражающий национальную его поэзию. То самое, что мы сказали о национальной поэзии, то самое должны мы сказать и о языке в слоге песен, о языке народном, И так крепость, та печать силы, которая лежит на цельной национальной субстанции, лежит и на языке его, на слоге его поэзии, слоге песен.

Энергия этой национальности составляет характеристику слога поэзии национальных песен. Как могуч и крепок его здесь язык, какое сочувствие пробуждают эти простые фразы, в которых слышите вы еще цельный юных дух народа, слышите, как выражается он в слове, которое дрожит, так сказать, всё полное внутренним своим содержанием. Не мимо здесь бывает ни одно слово: лишнего слова, неточного – здесь нет: нация, цельная субстанция не ошибается, а определение её вполне конкретизируется в языке, и поэзия её конкретизируется в слоге, который исключительно национален; поэтому и язык этот здесь чрезвычайно важен, вообще для уразумения всякого народа, как относительно его сущности, здесь выражающейся, так и его исторического развития.

И так слог наших песен исключительно национален, представляя в высшей степени характеристику языка исключительно национальным определением; все обороты, фразы проникнуты им. Такой язык, такие фразы, являя нам непосредственно целую сферу, момент духа народного, возбуждают в высшей степени национальное сочувствие; формы этого слога, совершенно проникнутые единым духом, запечатлены вместе этою народною субстанцией, являющейся здесь еще цельною.

Все оттенки, вся особность, словом сказать, вся национальность языка, если так выразиться, являлась здесь со всем своим исторически важным, глубоким значением. Здесь эти свои обороты, эти непереводимые фразы, так доступные вместе с тем для всякого русского; обороты, свойства языка, которые очень важны, до сих пор еще не объяснены и ждут еще живого учёного взора. Сколько таких выражений, на которых отпечатывается вся национальность языка в слоге наших песен. Например:

Не много с Дюком живота пошло,
Что куяк и панцирь чиста золота.
Или:

Что гой еси ты, любимой мой затюшко,
Молодой Дунай сын Иванович,
Что нету де во Киеве такого стрельца…
Или наконец:

Высота-ли, высота поднебесная,
Глубота-ли, глубота океан море
Широко раздолье по всей земле
Любуясь свободно этим национальными миром, так живо выражающимся в самом слоге языка, мы вместе с тем видим здесь только момент языка, первую ступень, определение, от которого он должен отрешиться, чтобы потом, вместе с народом, в котором пробудится общее значение, стать выражением общего, – на этой ступени, при исключительно национальном определении, ему недоступного.

…В народных песнях высказывается народ; в них он является со всем своим богатством, во всей своей силе; они также изустно повторяются, они поются; и здесь элемент музыкальный, соединяясь с поэтическим созданием, также высказывает дух народа. Они так же простираются над пространством и временем, как всё, что дышит цельною, неразрывною жизнью. Сюда можно отнести сказки народные, как тоже поэтические создания; редкие из них не принимают песенных форм. Это всё мир изустного слова, живого глашения; здесь нет и тени начертанной буквы или бумаги, и в то же время этот мир изустного доказывает, что и без этой внешней помощи пера и бумаги, остаются незыблемыми слова, создания в слове, – живут и сохраняются неизменно и бесконечно; но зато здесь всё, что вырвано из преходящего, всё, что помнится и неизменно ясно сохраняется, уже прекрасно .

… В древних песнях Кирши Данилова встречаем мы то же употребление, несправедливо принимаемое Калайдовичем за сибирское. Например: хоть нога изломить, а двери вышибить. В народе до сих пор в пословицах и поговорках сохранилась эта старинная форма, например поговорка: рука подать.

<…> что народ вообще более сохраняет язык, что речь гласная, произносящаяся, более дружна со звуками, что и естественно, и более удерживает полногласие, тогда как молчаливое письмо враждебно звукам, тем более повторяющимся, по-видимому, без нужды, – враждебно полногласию. Во-вторых, вероятно, что эта полная форма прилагательных шла хорошо к протяжным песням, исчерпывавшим каждый звук слова; в пении не пропадают буквы, звуки; пение не пренебрегает ими, но заставляет раздаваться, – а эта полная форма так кстати и хороша в пении. Поэтому, может быть, и теперь ещё есть песни, в которых раздаётся эта форма песни, в которых поётся, например, про:

Солдат беглыих, людей бедныих

…Не всякая живая речь народа умирает; выражения, в которые он слагает свои практические заметки, результаты своих наблюдений, – ещё лучше, его песни, также сказки, предания, где поэтически являет он всю глубину своей сущности, не пропадают по произнесении; рождается отзыв, и, повторяясь в течение долгих времен, они доходят до позднейших потомков. Но, во-первых, очень трудно определить время песен и пословиц, если исторические события не помогут положительно; во-вторых, самый язык песен, повторяясь в разные времена, произносясь живыми устами, невольно изменяется и принимает в себе иногда оттенок или слово, современные эпохе их произношения; но это только в отношении к языку, и то скорее в внешней стороне его; поэтический характер и дух языка также, большей частью и почти всегда, не меняется.

Черкесы пятигорские, Алюторы в песнях, собранных Киршею Даниловым, явно не изменяют древнейшего этих слов характера песни. Даже в отношении к языку можно устранить многое, неловко приставшее к древнейшему его виду, и если многое прибавилось, изменилось, утратилось, при живом повторении, то также многое сохранилось, потому что песня, и также другие создания народные, передавалась и изменение в ней было разве невольное. Пословица говорит: из песни слова не выкинешь.

Есть песни, мне кажется, очень древние, восходящие, может быть, к баснословному периоду нашей истории; но, как мы сказали, очень трудно определить время живых памятников народного языка; и поздно, очень поздно пишутся они на бумагу.

… Наш язык, наш синтаксис имеет особенный характер, и то, что можно сказать на русском, едва ли можно сказать на каком-нибудь языке. Приведем в пример такие слова нашей песни:

Я у батюшки в терему, в терему,
Я у матушки в высоком, в высоком.
Здесь удивительно отношение между словами, удивительная память, так сказать, мысли в языке, при устройстве слова. Две, кажется, фразы, но их проникает синтаксическая связь; можно бы подумать, что говорится про два терема и разделяются слова: у батюшки, у матушки, тогда как напротив они прямо относятся друг к другу, и тесно соединяются; фраза такова: я у батюшки и у матушки в высоком терему; но несмотря на разделение, сохранена связь между словами, и над отдельными формами фраз является сила синтаксиса, соединяющая их в одну; так что если надписать одну фразу над другою, то каждое слово соединяется с написанным под ним словом. Здесь выражается особенная грация, особенная сила и гибкость синтаксиса; здесь видим мы явление, знаменующее полную его свободу. Мы можем привести такие же и подобные тому примеры из древних русских стихотворений, собранных Киршею Даниловым:

Отстает добрый молодец от отца, сын от матери…

Также:

Пир навеселе, повел столы на радостях…

Также нельзя не привести здесь русскую песню:

Как вечор мне подруженьки косыньку расплетали,
Они золотом перевели мою,
Они жемчугом убирали ее.

Вся статья К.С. Аксакова здесь Ломоносов в истории русской литературы и русского языка

 

Константин Сергеевич Аксаков сам писал интересные стихи, был известным поэтом. Его стихи наполнены особой теплотой и душевностью, болью за страдания русского народа, любовью к Родине и ее природе. Поэтому привожу ниже  несколько его стихотворений.

Стихи К.С. Аксакова

Аксаков К.С.
 СТЕПЬ
 Есть песня у меня старинная,
 Я нам спою теперь ее:
 Как хороша ты, степь пустынная,
 Житье привольное мое!

 Как над тобою, безграничною,
 Раскинулся небесный свод,
 А по небу, стезей привычною,
 Светило вечное идет!

 Был в городах я и измучился:
 Нет, не житье там для меня!
 Я скоро по тебе соскучился
 И оседлал себе коня!

 К тебе бежал я: здесь мне весело,
 Здесь я один, здесь волен я,
 Здесь вижу я, как небо свесило
 Со всех сторон свои края!

 Тебя, привольем благодатную,
 Поймет ли житель городской
 И обоймет ли, необъятную,
 Своею тесною душой?

 Как сладко песню заунывную
 В степи, под вечер, затянуть,
 Залиться в звуки переливные
 И в них исчезнуть, потонуть!..

 Меня томит печаль глубокая:
 С тобой я поделю ее,
 Раздолье ты мое широкое,
 Мое привольное житье! 3 января 1835, Москва

 

Аксаков К.С.

* * *
 Безмолвна Русь: ее замолкли города,
 В ней, в старину, вещавшие так сильно,
 И скрылась жизнь, кипевшая тогда
 Разнообразно и обильно.
 И не слыхать бывалых голосов!
 Но по земле великой безответно
 Несется звук командующих слов
 И множит скорби неисчетно.
 И то не речь к народу всякий раз,
 Когда гремит подобное вещанье:
 Нет, то чужой бесчувственный возглас,
 Повелевающий молчанье.
 Судьба родной земли - уверить нас хотят, -
 Ее удел - не наше дело;
 Ее историю нам во дворце чертят,
 Лишь денег и людей сбирая смело.
 С презрением народ и русский человек
 Клеймятся именем невежды...
 Одежда русская - в наш просвещенный век -
 Есть угнетенного одежда!
 Но не смущаюсь я: стоит, к соблазнам глух,
 Народ великий в древней вере;
 В себе, и не в одном, я слышу русский дух -
 Он распахнет темницы двери!
 Ты презрена, о русская земля!
 Смеется над тобой отступников станица,
 Ты презрена, судьбу ее деля,
 Безмолвна ты, о древняя столица!
 Безмолвны вы стоите, города!
 Кругом идет чужое ликованье,
 И мнится - нет былого и следа...
 Но тот не нем, кто лишь хранит молчанье!.. 1846

 

Интернет-ссылки:

http://hrono.ru/biograf/bio_a/aksakovks.php - сайт «Хронос». Биография и взгляды Константина Сергеевича Аксакова

http://suzhdenia.ruspole.info/node/1093 - Артем СОЛОВЬЕВ. Философские идеи К.С. Аксакова и генеалогия славянофильства.

http://az.lib.ru/a/aksakow_k_s - произведения Константина Сергеевича Аксакова

http://az.lib.ru/a/aksakow_k_s/text_0290.shtml - стихи Константина Сергеевича Аксакова