Стихи Максима Амелина

 Поэзия для души

Стихи Максима Амелина
«Мой Тебе утреннюет дух…»

Бакшеев В.Н. Май. 1947, холст, масло. Музей – галерея ИРИ, Москва

Максим Амелин

***
Восстав от сна, взвожу на небо скромный взор;
Мой утреннюет дух Правителю вселенной… (Г. Р. Державин. «Евгению. Жизнь Званская»)

По утрам, восстав как из гроба,
продираю глаза с трудом,
и расплывчато глядя в оба,
сам не зная, куда ведом,

в мысленной барахтаюсь каше,
полудрему и полуявь
разграничить силюсь, но чаши
весовые — то влевь, то вправь —

ни на миг не могут на месте
удержаться, — сквозь сновидень
глас трубы, запеченной в тесте,
внятно слышу, на Судный день

пробуждение — мню — похоже,
выбирая одно из двух —
онеметь, иль воскликнуть: «Боже!
мой Тебе утреннюет дух».

Лебедев В.В. Портрет Александры Латаш, 1948, холст, масло. Музей – галерея ИРИ, Москва

Максим Амелин

***
Олесе Николаевой

Потерявши голову, плакать по волосам —
и неблагодарный, и бесполезный
труд, но плачь надрывно, на душу лей бальзам,
фарисействуй, книжничай, соболезнуй.

На рекáх Вавилонских, лиру повесив на сук,
песнь Господню как воспевать? — К гортани
пусть язык прильпнёт и в горле застрянет звук, —
на своей земле отчужденной рта не

растворить. Надейся, люби, а тем паче, верь,
будь уверена — буду и я уверен,
будто выход есть, не взирая на то, что дверь
заперта на замок, а ключ потерян.

Это женское дело — плач, хоть ступай в народ,
сопричислись к ангельскому хоть чину,
хоть направо-налево плоды расточай щедрот,
потерявши родину и чужбину.

Юшманова Татьяна. Тишина

 Максим Амелин

Надпись над дверями тбилисской бани

Ad Annelisa Alleva

Смертных сердца прожигая глаголом
иль услаждая божественный слух
вычурной речью, я помню, что голым
вышел на свет, не стыдясь повитух.

Случай мне вновь без смущенья и срама,
словно пред Богом, по долгом посте,
кающемуся под сводами храма,
выпал явиться во всей наготе.

Серная бани тбилисской утроба
каждого может, отмыв добела,
Лазарем сделать восставшим из гроба
или младенцем в чём мать родила.

Банщик сотрёт рукавицей овечьей
грязь, что в скудельный впиталась сосуд,
подлинный облик вернув человечий, —
страшный не страшен здесь бывшему суд.

Господи, так же очистить и душу
дай до вселения в общий Твой дом! —
с ней разлучения тела я трушу,
вечную жизнь представляя с трудом.

Пластов А.А. Овцы пасутся. 1943 – 1944 гг. холст, масло. Музей – галерея ИРИ, Москва

 Максим Амелин

***
Сложного сложнее, простого проще,
то неповоротлива, то шустра,
громоздясь на горы, врываясь в рощи,
языками яростными костра
ласково крутя, шевеля глумливо,
рушится стремительная с обрыва
и встает целехонька, как ни в чем
не бывало, плотная и сквозная,
сведуща во всем, ничего не зная,
собственным себя подопря плечом.

Сопредельным странам грозя набегом,
мир даруя прочим издалека,
Ноевым взмывающая ковчегом
над водой под самые облака,
раздается вширь, обоюдокрыла,
весть о том, что будет и есть и было,
претворить пытается в кровь и плоть
всех существ, замешанных на соблазнах,
потому что в лицах и видах разных
праведную любит ее Господь.

Андрияка Сергей. Натюрморт. Старинные книги. 2000, акварель

Максим Амелин
Исповедь переписчика
Я — переписчик, обитель святую лет
не покидавший тридцать иль сорок,
знаю немного: книга мертва, если нет
в ней ни описок, ни оговорок;
суть на полях расположена и меж строк,
в буквицах явлена, в титлах скрыта;
время нещадно написанного песок
хрупкий сквозь крупное сеет сито.

Я — переписчик, одежда моя проста,
златом не блещет и перламутром
утварь, полати — для сна, для молитв — уста, —
ночь скоротать — и за дело утром:
в книге любой до конца от начала есть
то ощущение смертной битвы,
зря не одну изведёшь без коего десть,
и не помогут тебе молитвы.

Я — переписчик, смиренное ремесло
дарит возможность продлиться в мире:
медленно книги ветшают, — своих число
помню до точности: три Псалтири,
двадцать Апостолов, девять Палей, семь Пчел,
пять Шестодневов, и каждый штучен, —
всё бы я мной переписанное прочёл,
если бы грамоте был обучен.

Герасимов С.В. Вечерний пейзаж. Можайск, холст, масло. Музей – галерея ИРИ, Москва

Максим Амелин
 ***
Научи молиться меня, о Боже,

чтобы в сердце жар и мороз по коже

в дрожь бросали, сталкиваясь, Тебе

и при свете дня и во мраке черном;

сделай, переплавив меня, покорным

некогда предписанной мне судьбе.

 

Без Тебя - колеблемы ветром трости -

человеки! - мякотью рыхлой кости

покровенны -  зреющие  плоды

упадать со древа бесшумно жизни,

лишь переливающиеся  слизни,

что никчемной частью своей горды.

 

Я ж Тебе последовал безрассудно, -

в бурном море брега взыскуя, судно,

Боже! -  простирая ко мне лучи,

будь безжалостным  и несправедливым,

но преображенного чувств приливом

благодароречию научи.

Максим Альбертович Амелин (1970 г.р.)
русский поэт, переводчик, литературный критик и издатель.
Главный редактор издательства «ОГИ» (Объединенное гуманитарное издательство)

О нем рассказывает Павел Крючков, зам. гл. ред. журнала «Новый мир», заведующий отдела поэзии:

«Готовясь к представлению именитого во многих отношениях гостя наших «Строф», я достал с полки первую, редкую ныне, книгу стихов Максима Амелина и написал письмо его давнему, выражаясь по-старинному, сомышленнику.

Начну с книги. Выпущенная в 1999-м, она называется латинским словом «Dubia», что можно перевести как «сомнительное», но я попробую обозначить как «допустимое».

Именно этим самым dubia в академических изданиях выделяют художественные тексты, приписываемые автору. Сей латинизм показался мне вдруг эскизом «ключа» или черновиком «пароля». Но есть ещё одно важное слово, о котором я сейчас подумал.

Когда поэт, переводчик, издатель и редактор Максим Амелин прислал по просьбе «Фомы» стихи разных лет, мне встретились среди них и два стихотворения из «Dubia». Одно, публикуемое сегодня, есть сочувственное послание старшей соратнице «по цеху».

А в другом, исповедально-торжественном «Научи молиться меня, Боже…» — и светится моё второе важное слово. Оно — «новорождённое», создано самим поэтом.

Слово это обозначает, кажется, как состояние, так и ремесло. Благодароречие. Вот о чем, «преображённый чувств приливом», поэт просит своего Создателя.

Я обратился к давнему, пристрастному читателю стихов Амелина, учёному-филологу и поэту Артёму Скворцову, с товарищеской просьбой: поделиться для наших «Строф» своим личным, быть может, ключевым впечатлением от этой поэзии. Открываю письмо.
«…Его стихи передают ощущение подлинности и масш­таба. У всякого времени свои проблемы и беды. Наше время переполнено суетностью, засорено белым шумом псевдоинформации, заражено тягой к пустопорожним подделкам. Но стоит прочесть Амелина — и кажется, что эпоха Гомера, Катулла или Симеона Полоцкого длится по сию пору. Максиму удивительно талантливо, живо и разнообразно удаётся передать читателю то самое чувство Настоящего и Великого. Мне кажется, в современном пространстве культуры это почти художнический подвиг».

 

Источники:

https://foma.ru/moj-tebe-utrennjuet-duh-pojezija-maksima-amelina.html журнал «Фома»

http://modernpoetry.ru/main/maksim-amelin-dubia здесь много стихов Максима Амелина