Последнее побоище с татарами

 

Красота народного творчества

Богатырские былины

Илья Муромец. Последнее побоище с татарами

Богатырские былины, обработанные Валентином Старостиным и иллюстрированные художником из Палеха Михаилом Шемякиным, удивительным образом берут в полон наше внимание.  Напевные мелодичные строки, передающие необыкновенное богатство и завораживающую красоту русского языка, обрамлены иллюстрациями палехского художника. Они гармонично в едином стиле дополняют друг друга и перетекают друг из друга.

Празднична палехская палитра Михаила Шемякина… Итак, «Последнее побоище с татарами».

Источник: Старостин В. Илья Муромец: Богатырские былины./ в обработке Василия Старостина, художник Михаил Шемаров из Палеха. – М.: Издательство "Советская Россия", 1967. – 160 с., илл.

 

Наезжало царище Мамаище,
Выходило, голосило да вопило оно:
«Эй вы, мурзы мои, слуги борзые,
Кто умеет разговаривать по-русскому?»
Мурза-бурза один тут выскакивал—
Он стар, горбат, наперед покляп,
У него нос крючком, а лицо сморчком,
Борода клочком, губки трубочкой,
Волосье на голове редковатое,
А глаза у него вороватые,
У него синь кафтан — поперек карман,
На ногах сапоги — носки лыжами.
Говорит мурза тот татарович:
«Уж ты гой еси, царище Мамаище,
Я по-русскому умею разговаривать,
По-немецкому подъязычивать,
По-арабскому растолковывать,
По-татарскому растолмачивать!»
«Поезжай, мурза мой сын татарович,
Отвези-передай Илье Муромцу
Посольский лист скорописчатый,
Пусть платит мне дани-выходы
И сдается без бою-кроволитья он!»

Вестник злой на коня скоро-борзо скакал,
Налетал на Илью, на богатырский стан.
Как врывался он, не здоровался,
А кидал ярлыки на дубовый стол.
Ярлычки те Илья перечитывает,
Причитаньем гореванным сам причитывает:
«Охти мне, охти мне, охти мнеченьки!

Ай, не вешна вода обтопила нас,
Ай, не зимняя вьюга снегов нанесла,
Обложил нас царище Мамаище
Без числа да без сметы силой воинской.
Мне платить — не платить дани-выходы,
Чтоб без бою кроволитного, без сеченья?
Ты, Алешенька, свет Попович млад,
Ты немилостивого задари посла!»
Мурза-бурза дары принимал-забирал,
Он дары принимал да челом не бивал,
Уезжал ко царищу Мамаищу.

Чтобы думы развеять, жар в душе охладить,
Выходил стар казак из бела шатра.
Поглядел Илья на небо туманное.
Небо облаками все заоблачено,
Оно тучами все затучено.
Высока гора, так вершинушка
Вся туманами затуманена.
Велика судьба, так и грудь-душа
Вся заботами переполнена.
«Налетайте вы, ветры буйные,
Да повейте вы, вихри грозные!
Поразвейте все тучи черные,
Засияй над Русью, красно солнышко!
Только мне не сиять больше старому!
Ах ты, старость, ты старость невеселая,
Невеселая старость ты глубокая,
Старость грузная да на триста лет,
Что на триста лет, да пятьдесят годов!
Ты застала меня, старость старая,
В чистом полюшке, во ковыльной степи,
Настигала меня хищным коршуном,
Налетела ты чёрным вороном,
Да и села на мою буйну голову!
Где ты, молодость молодецкая?
Воспокинула ты старинушку,
Улетела ты, моя молодость,
За леса, за моря ясным соколом!»
Илья Муромец Добрынюшке наказывал:
«Ай, Добрыня ты свет Никитьевич,
Ты садись за бумагу, поспеши-напиши
Тридцать позывов русским витязям!
Ты, Михайлушко свет Данилович,
Ты призывы по Руси развези-разнеси,
Созови всю дружину на почестный пир,
На последнее побоище с татарами!»

Написал Добрыня все посланьица,
Принимал их Мишатка Ловчанинович.
Легкой белкой он на коня скакал,
Серым зайчиком по полям бежал,
Ясным соколом, буйным кречетом
На заставы богатырские прилетывал,
Созывал на бой дружину русскую.
Илья Муромец Добрынюшке приказывал:
«Поезжай ты, Добрыня, в поле чистое,
Посчитай-посметь вражью силу-орду!»

И поехал Добрыня подсчитывать,
Неусчитанную силу усчитывать.
Осмотрел-оглядел все с высоких гор,
Воротился-привез весть нерадостную:
«Ай же ты, стар казак Илья Муромец,
Я привез — не привез тебе сметицу
Про татарскую силу про ордынскую.
Чтобы силу ту описать-сосчитать,
Надо тридцать три скорых считаря,
Да тридцать три быстрых писаря,
Да три года и три дня надо времени!»
Собралась-солетелась Русь дружинная,
Русь дружинная, богатырская.
Таковы слова говорил Илья:
«А не медлить нам, дружина святорусская,
Не давать нам царищу Мамаищу
К битве прежде нас изготовиться.
Мы вперед пойдем, мы ему привезем
Дани-выходы боем-сеченьем!
Сам первым я еду в силу-орду.
Засвистит когда Святогоров меч,
Зазвенит моя кольчуга серебряная,
Загудит быстра калена стрела,
Заревут татарове поганые,
Вы садитесь тогда да на борзых коней,
Вы скачите на силу на неверную.
Вы идите-скачите со всего рывья,
Вы секите-рубите со всего плеча,
Вырубайте поганых до последнего!»

Ходко-быстро скакал стар казак на коня.
0т земли добрый конь отделяется,
По-над чистыми полями расстилается.
Илья Муромец к Мамаю заявляется.

А сидит-то царище, как свиньище,
На девяти столах, на десяти скамьях,
А глазища-то у Мамаища
И черным-черны, и пустым-пусты.
Бородища-то у Мамаища
Из трех волосин, как из трех ветлин.
А носище-то у Мамаища,
Будто палка-клин дровокольная.
Он сидит-глядит, сам посапывает,
Он пустой башкой да покачивает,
Илье Муромцу выговаривает:
«Аль потолще посла Русь не припасла?
Ну и как вы там приготовились?
Все ль поправились, все ль покаялись?
Все ль дороги мне поочистили,
Все ль постои да конюшни поустроили?»

Поспешал-отвечал Илья Муромец:
«Мы поправились, мы покаялись,
Повстречать тебя, царь, приготовились,
Поустроили конюшни лошадиные,
Понастроили дома постоялые!»
Был рад тут поганище Мамаище:
«Мудрый, видно, у вас Илья Муромец:
Понял силу мою, не перечится,
Загодя сам Мамаю покоряется!
А каков же собой Илья Муромец?
Как велик, как толст, как высок на рост?»
«Ты глянь на меня, царь Мамаише,
У нас Илья — он весь, как я:
Он и ростом, и толстом, и величеством!»
«Это что ж еще за богатырь такой?
Мне ль с такой мелкотой выходить на бой:
Я такого Илью, как веревку, совью,
В три дуги согну да в песок сотру!»
Эти речи Илье не показалися.
У Илюшеньки сердце раскипелося,
Молодецкие плечи распрямилися.
Раззадорился Илейко, разретивился,
Долго он не стоял, не раздумывал,
Вынимал он свой Святогоров меч
И сносил ему, Мамаищу, голову...
Зачинал Илья богатырский бой.
Засвистел тогда Святогоров меч,
Зазвенела кольчуга серебряная,
Загудели стрелочки каленые,
Загремела палица булатная,
Заревели татарове поганые.
Позаслышала дружина этот бой удалой.
На коней она посажалася,
На поганых басурманов напускалася.
Начиналось великое побоище
На Дону, на Непрядве — Куликовское.
Первым в битве головушку буйную
Положил за Русь Пересвет-богатырь.
И воскликнул тогда Илья Муромец:
«Мы ли, братцы, будем горевать-бедовать?
На миру богатырю и смерть красна!
И красна эта смерть Пересветова!
Кто падет вот такою смертью красною,
Тот навеки бессмертным становится!»

И махнул стар казак Илья Муромец
Он рукою своей богатырскою.
И сверкнул его Святогоров меч,
Засвистал, заблистал, будто молния!

Засверкали мечи у всей дружинушки,
Зазвенели кольчуги серебряные,
Запосвечивали шлемы золоченые,
Засияли щиты богатырские,
Загудели-запели тетивы на луках,
Засвистели стрелочки каленые,
Загремели палицы булатные,
Заревели басурманы поганые:
Сила русская ломит татарскую!
Праворучь у Ильи — свет Добрынюшка,
Леворучь там — Алешенька Попович млад,
Про запас — Ермак Тимофеевич,
Да Васильюшко сын Игнатьевич.

Злы татарове гнутся и ломятся,
Да назад-то проклятые не пятятся.
Серединочку пробивал Илья.
А Добрыня отставал, а вот Алешенька
Уходил вперед, опережал Илью.

Богатырствует Добрыня, все рвет вперед:
Сколько рубит мечом, вдвое топчет конем!
Вдруг конь под Добрыней вспотыкается,
А Добрыня на коня осержается,
Он и бьет его до мяса черного.
Конь вперед не идет, на дыбы встает.
Пуще прежнего витязь осержается,
В стременах над конем приподнимается.

В этот миг перед ним, перед Добрынюшкой,
Смерть грозная появляется,
Престрашная, голозубая:
«Стой, Добрыня, ты понаездился,
На свой на век набогатырился!»
Духом падает Добрыня, сам спрашивает:
«Кто ты есть такой? Богатырь ли ты?
Царь-царевич ли? Королевич ли?
Из какой ты земли? Из какой орды?
Для чего свои указы указываешь,
Дела правого не даёшь творить?»
Отвечает смерть грозная Добрынюшке:
«Я не царь, не король, не царевич я,
Только всех богатырей, королей, царей
Во Вселенной всей я всех сильней!
Я — смерть твоя! За тобой пришла!
Полно ратиться тебе, молодечествовать!»
«Ай же, смерть моя, смерть престрашная!
Как возьму я свою саблю острую,
Отсеку тебе пустую голову!»
Тут смерть в ответ расхохоталася,
Мать сыра земля восколебалася:
«Не гордиться бы, богатырь, тебе,
Перед смертищей не похваляться бы:
В мире силы грознее грозной смерти нет!
Кайся! К гибели уготовь себя!
Вынимаю я пилья невидимые,
Достаю ножи наостренные,
Подсеку тебе жилочки становые!
Выну душу из тела богатырского!»

Возмолился Добрыня к душегубице:
«Пощади меня, смерть всесильная!
Дай сроку мне на один хоть год!
Победим-ка мы силушку татарскую,
А тогда до тебя я и сам приду,
Буйну голову я и сам сложу
Под пилья-ножи твои невидимые!»
Умолить-то смертину не умолишься,
Сроку-воли у ней не упросишься,
«Я не дам тебе жизни и на день на один!»
«Дай мне времени, смерть, хоть на два часа!»
«Я не дам тебе ни мига единого!»
Доставала тут пилья зубчатые,
Вынимала ножи наостренные,
Подсекала смерть Добрыню, приговаривала:
«Мой сегодня день, пированьице!
Я Добрынюшку в этот миг подсеку,
Погублю в другой Илью Муромца!»
Позасекла смерть да Добрынюшку.
Позакрылись у него очи ясные,
Опустилися руки богатырские,
Отслужилися ноги резвые,
Повалился Добрыня со добра коня.
Усмотрел-углядел Илья Муромец
Эту злу беду со правой руки,
Позвал-приказал молодцу Ермаку:
«Ты послушай, Ермак Тимофеевич!
Пал Добрынюшка во честном бою.
Отмахалися руки богатырские,
Отслужилися ноги резвые,
И татарове одолевают там.
Ты иди, Ермак, ты встань головой,
Замени ты Добрынюшку Никитьевича,
Окрыли поддружину оробелую!»
Ходко-быстро скакал молодой Ермак,
Полетел-заменил он Добрынюшку,
Окрылил поддружину оробелую.

Как на ту пору, на то времечко
Богатырь Алеша далеко ушел:
Сила гнется татарская и ломится,
Уж назад от Алешеньки пятится.
Возгордился Алеша со другами:
«Вот мы, молодцы, дальше всех ушли!
Подавай нам силу нездешнюю,
Мы с любою оравою расправимся!»
И на эти на слова на хвастливые
Понадвинулась вдруг сила страшная,
И не гнется та сила, и не ломится,
И назад-то она уже не пятится.
Рассержаются добры молодцы,
Рассекают, разрубают, половинят врагов,
Но стоят половины, не падают,
Ко сырой земле они не клонятся,
Оживают и лютеют и все в бой идут.
И татарская рать не убавляется,
А растет, все растет, умножается.
Уж осиливают басурманины:
Нету ходу вперед — вражья сила берет!
И погиб тут Алешенька в неравном бою,
Пали все и соратники Алешины.
Как увидел то стар казак Илья,
Что татар там скопилась несметная,
Призывал он Васюту Игнатьевича:
«Ты иди-тко, Васюта, укроти-утиши,
Что-то больно там татары расшумелися,
Знать, Алешенька Попович позахвастался!»
Полетел тут Васюта, на татар наскочил,
Укротил-утишил басурманину.
А тут-то все пари поганые
Позамыслили, позадумали,
Сговорились погубить главный корень Руси:
Навалилась орда на самого Илью.
И предстала тут смерть перед стар казаком:
«Полно ездить, старик,— понаездился!»
Твердым духом не падал, громко крикнул Илья;
«А кто ты есть и откудова?
Ты — силач-богатырь? Ты владыка ли?
Для чего мне указы указываешь?»
Рокотала-громыхала в ответ карга:
«Я не царь, не король, не силач-богатырь!
Я — последний твой миг, я — смерть твоя!»
Илья Муромец про себя твердит:
«На бою мне смерть ведь не писана!
Мне бы смерти в лицо поглядеть — не сробеть,
Смелым поглядом победить ее!
Открывайся, смерть, ты курносиха,
Рокотуша-старуха, слепоглазиха,
Посмотрю на тебя, какова ты есть!
Не замедливая! Нету времени мне —
Одолели басурманы, злые недруги!»
Громыхнула смерть смехом-рокотом:
«Старичище мне заприказывал!
Не раскрою, нет, своего я лица!
На мое на лицо не взглянуть никому:
Не осилить смертного образа!
Приготовься принять свой последний миг!»
Закричал-зазычал громогласно Илья:
«Ах, безносиха! Пустоглазиха!
Не грози ты мне, не пугай ты меня,
Я хочу взглянуть в твою смертную
Неудольную образинишу!»
И хватает Илья богатырской рукой
Покрывалину с лиходеихи.
И вовззрилась на Илью смерть ужасная,
Рвется ужасом сразить Муромца.
А не будь же он плох, неустрашимый Илья:
Он глядит на смерть, он не смаргивает,
Смертным ужасом не сражается.
И звенит-гудит богатырская кровь,
И растет душа в Илье великая,
От бесстрашья удалого гордость смелая.
И немеет смерть перед удалым бойцом,
Опускаются ручиши костлявые,
И гремят у старухи кости дряхлые,
И в зубастом рту позастряли слова,
Кости-пальцы ее погремучие
Пилья-зубья-ножи не захватывают,
Наточенные не удерживают.
А Илья все отвагою полнится.
Он во все глаза смотрит смерти в лицо:
«Ты сухая, ты ведьма стародряхлая,
Плохо знаешь ты, видно, русский люд!
Не туда пришла, не того нашла,
Сторонись, старуха, держи около,
Если хочешь унесть кости дряхлые:
На бою мне, Илье, смерть не писана!»
И окреп Илья сильным духом своим.
И ударил по коню, и размял-растоптал
Супостатипу свою смертишу.
И почуял он вдруг легкоту на душе,
Ликованье-отвагу безудержную.
Засвистел Ильин пуще прежнего меч,
Зазвенела кольчуга серебряная,
Загремела громче палица булатная,
Заревели татары неистовее.
На убег побежали короли-цари.
Впереди других царь Кучум летит,
От Ильи спешит, сам криком кричит:
«А не дай нам бог воевать на Руси,
На бою, на войне с русским встретиться.
Заречемся мы и на Русь ходить,
И закажем ходить нашим детям мы,
Нашим правнукам и праправнукам!»

И бегут воеватели от русской грозы
За поля, за леса, за горы каменные.
Как на ту пору к Илье Муромцу
Подлетел-подскакал молодой Ермак.
Он просил у Ильи дозволенья себе
За Урал да за Камень полететь-пойти,
Там добить все татарские остаточки,
Чтоб плодиться им было не от кого,
Размножаться им было не от чего,
Чтобы Русь никогда, на все времена
Воевать-разорять было некому!
Так просил Ермак и повыпросил
Дозволенья от Ильи он от Муромца.

За Уралом, за Камнем татарове
И не ждали они, и не чаяли
Гостя славного, гостя грозного,
Удалого Ермака Тимофеевича.
Но пришел он, Ермак, неотвратной грозой
Понадвинулся за горы каменные,
На Тобол, на Иртыш, на Сибирку-реку,
Разразился он, и пролился он
Ветром-вихорем, громом-молнией,
Тучей огненной над татарами.

И погибли-сгорели, в прах развеялись
Вековечные супостаты-враги,
Приневольники-притеснители,
Разорители те святой Руси!

Слава славному, непобедимому
Богатырству русскому извечному,
Добру молодцу Илье Муромцу,
Удалому Ермаку Тимофеевичу!

Источник:

Старостин В. Илья Муромец: Богатырские былины./ в обработке Василия Старостина, художник Михаил Шемаров из Палеха. – М.: Издательство "Советская Россия", 1967. – 160 с., илл.