Сальникова А.Н.
Сказка о двух ёлках. (Посвящается детям)
с иллюстрациями старинных рождественских открыток
с иллюстрациями старинных рождественских открыток
I.
В лесу, невдалеке от
Петербурга, на небольшом бугорке, в нескольких шагах от дороги, стояли рядом
две елки: одна — большая, густая, ветвистая, другая — маленькая, жиденькая, но
со свежими светло-зелеными иглами. Много раз проходили и проезжали мимо них
крестьяне из соседних деревень; дачники и дачницы собирали под ними летом
грибы; плетущийся в лесу дровосек неоднократно посматривал на тот бугорок, где
росли они, словно две сестры или два нераздельных друга. Корни их сплелись
между собою и омывались протекающим вблизи ручейком.
Несколько лет прошло, как
подле большой елки выросла ее соседка. Казалось, что никто и никогда не разлучит
их, что они вместе будут расти до тех пор, пока сделаются большими, толстыми
деревьями, а потом, когда состарятся и подгниют, их вместе, быть может, сломит
и свалит на землю буря. Но случилось совсем иное.
Приближалось Рождество. На
улицах столицы появились возы с елками, а у Гостиного двора, вдоль Невского
проспекта, вырос целый лес елок — и больших, и маленьких, с украшениями и без
украшений. В числе неразукрашенных елок обращала на себя внимание своею
стройностью и густотою ветвей и наша большая елка, которую кто-то срубил и
привез в столицу, оставив ее соседку на бугорке одну-одинешеньку. Но как-то
мрачно, невесело выглядывала эта елка среди незнакомых ей деревцов из другого
леса, из другой местности — будто она скучала по своей далекой подруге,
маленькой елочке, с которой ее разлучили навсегда...
Оставалось два дня до
праздника. Народ громадными массами толпился у Гостиного двора. Все магазины
были переполнены. Особенно же много публики было около елок. Вот подъехала
богатая карета, запряженная парой серых рысаков. Из кареты вышла молодая дама
в бархатной шубке, обшитой соболями, а за нею выскочил хорошенький, с черными
глазенками, мальчик, ее сын. Они как раз остановились у нашей знакомой елки.
- Мама, вот эту... вот эту купи!.. Смотри,
какая большая... хорошая!..— говорил ребенок, прыгая от радости.
- А разве она тебе нравится? — спросила мать.
- Да... нравится.
— Купите, сударыня. Редкая
елка!..— обратясь к даме, сказал торговец.
- А сколько она стоит?
- Пять рублей.
- Хорошо... я возьму...
- Куда прикажете доставить, сударыня?
Дама сказала свой адрес.
Затем, погуляв по Гостиному двору и сделав в магазинах некоторые покупки, она
села с сыном в карету и приказала кучеру ехать домой. Дверцы захлопнулись, и
пара серых быстро скрылась за Аничковым мостом. Вскоре потом здоровый, рослый
мужик, посланный торговцем, взвалил елку на небольшие санки и повез ее по
указанному адресу.
На другой день, накануне
Рождества, когда у Гостиного двора было почти совсем пусто, как раз на том
самом месте, где стояла елка, но только у другого торговца, появилась, с
простенькими бумажными фонариками на тоненьких ветках, и другая наша знакомая
— маленькая елочка.
И ее кто-то срубил для
продажи... Бугорок, на котором они росли, опустел: на нем остались только два пня,
торчавших из-под сугроба снега...
- Сколько, голубчик, стоит эта елка? —
спросила подошедшая к торговцу старушка в коричневом капоте, со стареньким
саквояжем в руках, вся сгорбленная и побелевшая от холода.
- Которая, барынька?
- А вот эта... маленькая...
Старушка указала на нашу
знакомую елку.
- Семьдесят пять копеек.
- Что ты? Что ты? Семьдесят пять копеек? Разве
можно так запрашивать?..
- Помилуйте, барыня, нешто я запрашиваю?
- Нет, нет, я столько не дам.
- Сколько же вы пожалуете?
- Двадцать копеек.
- Желаете — полтинник?
- Нет.
- Ну, сорок копеек.
- Нет.
Старушка хотела, было,
уходить.
- Тридцать, барыня?
- Не надо.
- Пожалуйте деньги!..
Старушка вынула из кармана
двугривенный, наняла стоявшего тут же извозчика и, поместившись на кончике
сиденья, велела поставить рядом с собою и елку.
Маленькая, худенькая лошадка,
скользя и спотыкаясь, еле-еле тащила сани. Фонарики на елке болтались из
стороны в сторону, а из-под ветвей выглядывало доброе лицо старушки: видно,
баловница-бабушка истратила последние гроши, чтобы доставить удовольствие любимым
внучатам.
II
Среди большой залы,
обставленной дорогой мебелью, стоит на возвышении, вся в огнях, огромная елка —
та самая, которую купила для своего сына богатая дама. Только теперь совсем не
узнаешь ее: она вся увешена редкими гостинцами, разноцветными стеклянными шариками,
гирляндами из цветной бумаги, блестящими звездами и обсыпана инеем в виде
серебристых ниточек. Около елки поставлен большой стол, покрытый бархатной
скатертью. На столе разложены всевозможные подарки. Все они аккуратно
завернуты в бумагу и перевязаны шелковыми ленточками. У стола, в мягком кресле,
вся в кружевах, с бриллиантовой брошью в виде звезды, сидит хозяйка дома, та
самая молодая дама, которая приезжала на рысаках к Гостиному двору. Подле нее
— муж, высокий полный мужчина с добрым лицом. У раскрытого рояля, в конце
залы,— какой-то господин, который ждет только, когда ему будет подан знак —
играть. Тут же, в зале, много гостей...
Дама наконец тихо произнесла:
«Начинайте!» — и господин заиграл какой-то марш. Дверь в соседнюю комнату
отворилась — в залу вбежало человек тридцать мальчиков и девочек, мал-мала
меньше, разодетых по последней моде, в платьицах и костюмчиках, как говорится,
с иголочки, все такие веселые, с разгоревшимися, сияющими личиками. Под
руководством гувернанток, пока играла музыка, они чинно, в порядке, обошли несколько
раз кругом елки и встали в сторонке, вблизи рояля. Началась раздача подарков.
Произносились имя и фамилия мальчика или девочки — вызываемые подходили к
столу, и каждый получал то, что ему было предназначено.
Немного погодя лакей, во
фраке и в белых нитяных перчатках, принес в залу большой серебряный поднос, на
который посыпались с елки груды гостинцев: хозяйка дома сама обрезала ленточки
и гарусные шнурочки, на которых висели сласти. Сперва лакей обошел с подносом
всех взрослых; остальные гостинцы были потом розданы детям. Елка совсем
опустела: свечки в фонариках погасли; бумажные гирлянды местами были разорваны;
несколько стеклянных шариков, разбитых вдребезги, валялось на полу; а на
ветках, где были сласти, остались кое-где только кусочки ленточек. В таком
виде елку по приказанию хозяйки лакей с кучером вынесли в прихожую. Затем
начались танцы. Сначала танцевали одни дети. В зале ежеминутно раздавались
замечания гувернанток и матерей: «Вася, держись прямо!..», «Соня, не
прыгай!..», «Довольно, Сережа, ты устал!..» и проч. Детям, видно, надоело это,
и они стали обмениваться между собою гостинцами, которые получили с елки.
Через час всех их отправили по домам — спать.
Лег в свою мягкую постельку и
маленький сын хозяйки, черноглазый мальчуган, для которого, собственно, и была
устроена елка. Усталый, измученный, он заснул крепким сном. В полночь открылся
бал для взрослых, продолжавшийся до утра. На другой день лакей, убирая комнаты,
осмотрел со всех сторон вчерашнюю елку, желая знать, не осталось ли на ней
каких-нибудь гостинцев, содрал с нее последние украшения и велел дворнику
вынести ее вон.
Закоптевшая, с опаленными
ветками, она была брошена на груду снега, на задний двор, вблизи мусорной
ямы...
III.
В том же самом доме, где
горела эта великолепная елка, но только не по парадной лестнице, в маленькой
квартире одного бедного чиновника куча детей — тоже мальчиков и девочек, в
простеньких рубашечках и курточках — бегала и резвилась с криками непритворной
радости. У них тоже была елка, но маленькая, простенькая, та самая, которую
добрая старушка купила у Гостиного двора за двадцать копеек для своих внучат.
На ней не было таких богатых гостинцев и украшений, какими была увешена ее
подруга. Мятные пряники, золотистые грецкие орехи, мармелад да несколько яблок
составляли все ее украшение. Ни бонбоньерок, ни разноцветных стеклянных
шариков, ни гирлянд, ни серебристого инея, ни шелковых ленточек не было на этой
елке-крошке.
Но зато как весело было
детям, какою радостью сияли их лица, каким огнем горели их глаза, когда они сами,
собственноручно, целой гурьбой, зажгли ее!.. Под звуки гитары, взявши друг
друга за руки, они прыгали и скакали вокруг елки. Родители с удовольствием
смотрели на них. Кроме детей чиновника, тут были дети и из соседних квартир.
Бабушка нарезала с елки в
небольшой лоточек гостинцы и стала раздавать их каждому поровну. Немного
погодя дети разошлись. Но елка, которая доставила им такое удовольствие, не
была выброшена утром на задний двор: на ней оставались еще гостинцы, и дети
целую неделю ежедневно зажигали ее с такой же радостью, как и в первый день.
Только перед Новым годом дворник снес ее туда, где лежала, вся в снегу, ее
соседка...
III
Прошло две недели. Дети
чиновника с помощью отца устроили на заднем дворе небольшую горку. На нее стали
собираться мальчики и девочки со всего двора. Приходил сюда и черноглазый мальчуган,
сын богатой дамы. Сначала он издали с любопытством посматривал на катающихся,
а потом и сам присоединился к ним.
Невдалеке, в снегу, забытые и
заброшенные, лежали елки... Детям, которые еще так недавно прыгали вокруг
них, стало жалко бедные деревца... Они стащили их с грязной кучи и воткнули по
сторонам на вершину горы. Каждый вспоминал рождественские праздники, и всем им
было одинаково хорошо и весело.
Даже елки как будто снова
позеленели и сделались свежими — словно и они радовались, что вот опять они
вместе, рядом, как на том бугорке, на котором росли столько лет...
Источники:
Старинные рождественские сказки (по изданиям И.Д.
Сытина и А.С. Суворина)./ сост. Г.Г. Гольдштейн. – М.: Круглый год, 1995. – 64
с.
Комментариев нет:
Отправить комментарий