Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий В.Ф.) в Красноярском крае

 

Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий В.Ф.) в Красноярском крае

Автор текста: Валентина Майстренко

Источник: Майстренко В. Воин./ Валентина Майстренко.// Тобольск и вся Сибирь. Восьмой номер. Красноярск: Альманах./ Сост. М.В. Москалюк. - Тобольск: Издательский отдел Тюменского регионального общественного благотворительного фонда «Возрождение Тобольска», 2007. - 340с. - с.175-184

Современная икона. Святитель Лука

Надежда Алексеевна Бранчевская. Тогда, в 1941-м, ей было 31, и была она уже начальником медсанчасти. Вот рассказ этой женщины о жизни святителя в Сибири, в Красноярске:

- Госпиталей в городе открыли много. Однажды вызвал меня начальник штаба госпиталей; вижу, чуть обескуражен. «Назначили, говорит, ведущим хирургом в ваш 15-й эвакогоспиталь какого-то ссыльного попа. Я отродясь с попами не разговаривал, ты уж как женщина с ним поговори, устрой его там, возьми над ним шефство».

Священников тогда иначе как пренебрежительно попами и не называли. Но стоило, кому встретиться с Войно-Ясенецким, пренебрежение вмиг испарялось. От него исходили такие спокойствие и благожелательность, что услужить ему было в радость, повиноваться - тоже, услышать отказ - не в обиду. А отказывать надо было: все больные рвались к нему, но он брал самых безнадежных. Но если уж подступал смертный час, и к бойцу мчались кто со шприцом, кто с кислородной подушкой, он спокойно и властно отстранял медиков своею рукой священника и говорил: «Не мешайте уйти человеку в потусторонний мир»... Очень много людей встретила я за свою жизнь, но ни одного человека, хотя бы подобного Войно-Ясенецкому!..

 

Памятник Святителю Луке (Войно-Ясенецкому). Красноярск. Скульптор Б.И. Мусат. Фото Александра Кузнецова

Сколько он от верной смерти спас,
Не уложится в людскую меру.
Пусть на небе молится за нас
Наш подвижник яростный за веру.
Он легендой, памятником стал,
Не склоняя перед властью имя.
Круглый год украшен пьедестал
Для Луки букетами живыми. (http://old.slvf.ru )

У этого памятника в красноярском архиерейском дворике почти всегда живые цветы. И оттого, что люди приходят сюда часто, и оттого, что обращаются они к всегда ждущему их здесь владыке Луке молитвенно, лицо его - живое, совсем не забронзовевшее. Монашеская мантия, внимательный взгляд, мягкие сильные руки хирурга, фуфайка на кресле... Совсем недалеко, на соседней улице, в эвакогоспитале согревала его фуфайка, когда в годы войны он спасал от смерти солдат, привезённых в Красноярск в санитарных поездах. По этой улице отправлялся владыка Лука пешком в отдалённую Никольскую церковь, чтобы молиться за своих пациентов и за спасение Отечества.

"О Мать моя, поруганная, презираемая Мать, Святая Церковь Христова!

Ты сияла светом правды и любви, а ныне что с тобой? Тысячи и тысячи храмов твоих по всему лицу земли Русской разрушены и уничтожены, а другие осквернены, а другие обращены в овощные хранилища, заселены неверующими, и только не­многие сохранились. На местах прекрасных ка­федральных соборов — гладко вымощенные пус­тые площадки или театры и кинематографы. О Мать моя, Святая Церковь! Кто повинен в твоем поругании? Только ли строители новой жизни, церкви земного царства, равенства, социальной справедливости и изобилия плодов земных? Нет, должны мы сказать с горькими слезами, не они одни, а сам народ. Какими слезами оплатит народ наш, забывший дорогу в храм Божий?" — так го­ворил архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий).

 

Постриг

Знаменитый ташкентский профессор и учёный, отец четырёх детей, он принял постриг после смерти жены и стал епископом в мае 1923 года, когда по всей России шли массовые расстрелы православных. С1922 по 1923 год новый режим расстрелял 40 тысяч представителей духовенства, более 100 тысяч активных верующих, членов церковных общин. Первыми жертвами стали иерархи Русской Православной Церкви.

Только крестный путь мог ждать человека, дерзнувшего в такое время принять монашеский постриг. Старший брат Войно-Ясенецкого Владимир ещё в сентябре 1922 года с тревогой писал ему: «Когда кругом властители, вооружённые до зубов, твёрдо устанавливающие, что нужно счастье только в этой земной жизни, а мысль о загробной - яд и контрреволюция; когда духовенство - их враги, и борьба идёт открыто, - тогда смешно не сознавать, что взятая тобою на себя миссия - не мирное дело, не культурная работа, а открытая борьба тебя, безоружного, с целой армией. Конечно, можно быть героем (если забыть о Дон-Кихоте) и броситься в неравный бой, зная о неизбежной смерти. Эта героическая смерть возможна. Но она неизбежна в самом коротком времени. Вот тут-то и выбор: немедленно погибнуть, загасив данный тебе великий светильник знания и пользы, - или только личной жизнью, а не недопустимыми теперь проповедями, давая пример другим, продолжать свое великое служение науке, учащейся молодежи и страждущему человечеству. Великий д-р Гааз... не сказал ни одной проповеди о Боге, а освещал все вокруг себя, как солнце, и стал примером для потомства... Сними рясу. И Господь Бог, в которого я свято верую, благословит тебя в поколениях твоих учеников. Для несчастной России они нужны до слёз».

Супруга В.Ф. Войно-Ясенецкого - Анна Васильевна

Но выбор младшим Ясенецким был сделан твёрдый: и проповедь слова Божия, и хирургия.

Летом того же 1923 года владыка Лука был арестован. Толпа людей легла на рельсы перед паровозом, который увозил владыку Луку на первое в его жизни судилище в Москву. Наивные, они надеялись этим удержать своего пастыря и врачевателя в Ташкенте... Пять уголовных дел будет заведено властями против Войно-Ясенецкого. Концлагерь появится в его жизни позднее, а вначале ждала ссылка в Сибирь.

В Красноярск он был отправлен в переделанном «столыпинском» вагоне. «В камеру, - вспоминал в своих мемуарах владыка Лука, - посадили еще двух профессоров, бандита, убившего восемь человек, и проститутку, уходившую по ночам на практику к нашим стражникам». Так по этапу с остановками в Тюмени, Омске и Новосибирске прибыл в Красноярск дважды обворованный в дороге знаменитый хирург, профессор, учёный.

Чем запомнился ему Красноярск 1924 года? Большим подвалом двухэтажного здания ГПУ, загаженным человеческими испражнениями. Прежде чем заселиться в камеру, пришлось ему чистить её вместе со своими сокамерниками.

Запомнился ещё один соседний подвал, где держали под арестом казаков из повстанческого отряда. Из тех же мемуаров: «Никогда не забуду ружейных залпов, доносившихся до нас при расстреле казаков...»

 

Улица Ручейная

Войно-Ясенецкий В.Ф. Фотография из следственного дела

В Енисейске, куда вскоре после Красноярска отправили арестанта, все церкви были захвачены обновленцами-живоцерковниками. Что предпринял архиерей-узник? В допросах сохранились доподлинные его слова: «Я открыто объявил себя единственно законным епископом Красноярским и Енисейским, согласно общей директивы патриарха Тихона».

Есть в старинном Енисейске огибающая мужской Спасо-Преображенский монастырь дивная улица со старинными двухэтажными деревянными особняками. Вот на этой улице, тогда еще Ручейной, и поселили епископа Луку с двумя ссыльными протоиереями. В этом красивом (до сих пор уцелевшем) доме была создана и освящена домашняя церковь, собравшая верующих Енисейска, обретших, наконец, такую желанную в то смятенное время твёрдую опору. Здесь владыка Лука рукоположил двоих: Александра Чурикова из псаломщиков в дьяконы, а выборного дьякона Николая Тюрнева - в священники. Здесь рукоположил в марте 1925 года сначала в иеродиаконы, а затем в иеромонахи Христофора (Баушова).

Вот как вспоминал об этом сам владыка: «Почему  же ты так остолбенел, увидев меня?» - спросил я у него. «Как же было не остолбенеть! - ответил он. Десять лет тому назад я видел сон, который как сейчас помню. Мне снилось, что... неведомый мне архиерей рукополагает меня во иеромонаха. Сейчас, когда вы вошли, я увидел этого архиерея!» ...Десять лет тому назад... я был земским хирургом в Переславле-Залесском и никогда не помышлял ни о священстве, ни об архиерействе. А у Бога в то время я уже был епископом».

После пострига иеромонах Христофор был направлен владыкой Лукой для служения в молитвенный дом Красноярска, поскольку все церкви там тоже были захвачены обновленцами. Позже Христофор уехал на родину, на Урал, где в 1929 году был арестован и отправлен в ссылку. В архивах НКВД сохранилось так и не полученное Войно-Ясенецким письмо отца Христофора, где он пишет, как бедствует в ссылке, просит владыку Луку выслать кое-что для служебной надобности, сухариков для подкрепления и свою фотокарточку.

В том же доме на улице Ручейной владыка Лука постриг в монахини бывших насельниц разорённого большевиками енисейского Иверского женского монастыря Черкашину и Верхотурову, поименовав одну от мирского своего имени Валентиной, а другую - от монашеского своего имени Лукией. Как ангелы-хранители, они оставались рядом с ним в Енисейске, последовали со своим архипастырем далее в ссылку, а после Крайнего Севера вернулись с ним в Ташкент и там оставались рядом. Монахиня Валентина (Черкашина) даже жила в одном доме с Ясенецкими, помогала и по хозяйству, принимала больных.

Популярности нового ссыльного архиерея в Енисейске способствовали чудодейственные операции, которые он делал в городской больнице. Слепые прозревали в полном смысле этого слова, больных, жаждущих исцеления, как и верующих на богослужениях на улице Ручейной, становилось всё больше. Надзирателям из ОГПУ надо было что-то срочно делать с этой популярностью «попа». Вскоре последовала новая ссылка - через Богучаны в посёлок Хаю, и опять возвращение в Енисейск, где видного узника, видимо, для острастки подержали несколько дней в камере-одиночке. Но, выйдя на волю, владыка вновь проповедовал, неся людям слово Божие.

На Преображение Господне 19 августа 1924 года начальник ГПУ по Восточной Сибири тов. Вольфрам отправил срочную телеграмму своим соратникам в Енисейск: «Запретите Луке Ясенецкому служить в храмах, поторопитесь высылкой в Туруханск».

 

«На Ледовитый океан!»

Архиерей Лука произносит проповедь

И вот Туруханск, Свято-Троицкий храм, где под плитами лежат мощи святого мученика Василия Мангазейского. Но и тут уже обосновались обновленцы. Ссыльного архиерея верующие туруханцы встретили с радостью, но владыка Лука отказался служить по новому искажённому обряду и произнёс в храме разорённого мужского монастыря такую прочувствованную речь против всякого рода церковных расколов, что все покаялись: и прихожане, и местный батюшка. И снова врачевание душ Войно-Ясенецкий успешно сочетал со спасением жизней и здоровья людей. Слава о нём пошла по всему Туруханскому краю.

Создатель первой коммуны Василий Яковлевич Бабкин был человеком по тем временам большим - член крайкома РКП(б), председатель Туруханского исполкома. Кому как не ему было хлопотать о новом уголовном деле против ссыльного? И случай для этого представился просто исключительный.

Всё началось с того, что на приём к Войно-Ясенецкому пришла женщина с больным годовалым сыном. Когда врач спросил мамашу, как зовут ребёнка, та ответила: «Атомом». Доктор поразился столь необычному имени, поинтересовался, почему не назвали ребенка Поленом или Окном, выписал рецепт, и они расстались. Это была жена Бабкина - Августа.

Глубоко возмущённый папаша написал 4 ноября 1924 года в крайком партии путаное заявление о новом революционном быте и покусителях на него, где наиболее внятен последний абзац: «Прошу Крайком рассмотреть мое заявление и сделать все выводы по поводу действий Ясенецкого-Войно». Тут же последовала резолюция: «Секретно. Губуполномоченному по Туруханскому краю - для сведения и принятия мер». И закипела работа.

В конце концов, владыку отправили в ссылку за две сотни километров севернее Полярного круга, обвинив его сразу по трём статьям Уголовного кодекса.

«Уполномоченный ГПУ (А. Стильве. - В. М) встретил меня с большой злобой и объявил, что я... должен немедленно уехать дальше от Туруханска и на сборы мне даётся полчаса... Я спокойно спросил, куда же именно меня высылают, и получил раздражённый ответ: «На Ледовитый океан», - вспоминал владыка Лука. Морозы доходили до 45 градусов, и столь срочный отъезд дальше на север, без тёплой одежды означал верную смерть. Путь лежал через страшные ледяные торосы, через Курейку (где ещё недавно будущий великий вождь великой державы Иосиф Сталин отбывал наказание за революционно-террористическую деятельность), к заброшенному стану Плахино.

Войно-Ясенецкого бросали сюда в надежде, что он долго не выдержит, умрёт. «Когда дул «сивер», - вспоминал он, - поплавки (на чердаке. - В. М.) непрерывно стучали, напоминая мне музыку Грига «Пляска мертвецов». Но и тут, на краю света, выжил, оставаясь врачом и пастырем, крестил, лечил страждущих своих соотечественников. Поразительно, но долгий обратный путь узника из ссылки вылился в настоящую христианскую миссию. Жители глухих сибирских сёл и деревень, куда прежде не ступала нога архиерея, встречали с радостным изумлением. «Тяжкий путь по Енисею был светлым путем архиерейским...» - напишет владыка через много лет.

Гэпэушник Стильве, сделав на знаменитом ссыльном хорошую карьеру, получил повышение и уехал в Красноярск. В канун нового 1926 года и сам владыка Лука прибыл в Красноярск, устроился в доме по ул. Благовещенской, 3, которая ещё не носила тогда имя Ленина, и после встречи Нового года отправился в органы ГПУ для дачи очередных показаний, поскольку ссылка подошла к концу. С владыки было взято обязательство уехать из Красноярска 4 января и при богослужении 3 января не проповедовать. Не знал лишь освобождённый, что через полтора десятка лет снова не по своей воле окажется в Сибири, и будет жить в этом же городе.

 

«Прошу ссылку мою прервать…»

С паствой. Фото из книги Марка Поповского "Жизнь и житие святителя Луки".

https://krsk.aif.ru/society/svyatoy_lekar_na_schetu_voyno-yaseneckogo_sotni_spasyonnyh_soldat

Печально знаменитый своими массовыми расстрелами 1937 год не обошёл заведующего кафедрой ташкентского Института неотложной медицинской помощи, относительно недавно вернувшегося из архангельской ссылки. На Войно-Ясенецкого было заведено новое уголовное дело. Состряпано оно было глобально, с привлечением огромного числа «виновных», которым приписывалась организованная контрреволюционная и диверсионная деятельность и шпионаж. Много страшного пришлось испытать видавшему виды узнику, вновь оказавшемуся в тюрьме: пытки бессонницей и пытки «конвейером», предательство своих же священнослужителей, своих коллег по институту и учеников, клеветнические доносы сексотов... Те, кто дрогнул, оговорил себя и других, были расстреляны. От владыки Луки так и не добились признательных показаний, из всех арестованных священнослужителей он один выстоял и не сломался.

Особое совещание НКВД приговорило святителя к пяти годам ссылки в знакомый уже ему Красноярский край. «В Красноярске нас недолго продержали в какой-то пересылочной тюрьме на окраине города и оттуда перевезли в село Большая Мурта», - вспоминал Ясенецкий. Так в 1940 году в подсобке при местной больничной столовой появился новый жилец, хирург, ученый с мировым именем, который и завершит здесь, в глухомани, очередную редакцию «Очерков гнойной хирургии».

Храма в селе уже не было, взорвали. По прибытии Войно-Ясенецкого местный энкавэдист не без удовольствия заявил ссыльному: «Во всей Сибири мы не оставили ни одной церкви». Так что молился владыка, как древние подвижники благочестия, в рощице на лесной поляне. Отечественная война 1941-го заставила бывшего военного хирурга, спасшего сотни солдатских жизней ещё во время войны с Японией в 1905 году и во время первой мировой войны, вновь апеллировать к высшим властям. В телеграмме на имя «всесоюзного старосты» Калинина епископ Лука, которому было уже за 60 лет, написал: «Могу оказать помощь воинам в условиях фронта или тыла, там, где мне будет доверено. Прошу ссылку мою прервать и направить в госпиталь. По окончании войны готов вернуться в ссылку».

Через месяц в Большую Мурту прилетел самолет, чтобы переправить его в Красноярск. Там, в центре города, на той же Благовещенской улице, с которой он когда-то уезжал, переименованной уже в улицу Ленина, его ждал эвакогоспиталь № 1515, расположенный в здании школы. (В 1998 году при участии епископа Красноярского и Енисейского Антония и тогдашнего губернатора Красноярского края Александра Лебедя на здании красноярской средней школы № 10 была установлена мемориальная доска с барельефом Войно-Ясенецкому).

 

«Достойная женщина»

Архиепископ Лука в окружении красноярских врачей
https://krsk.aif.ru/society/svyatoy_lekar_na_schetu_voyno-yaseneckogo_sotni_spasyonnyh_soldat

Автору этих строк посчастливилось познакомиться и побеседовать с женщиной, которая каждый день виделась с владыкой на его новом рабочем месте. Надежда Алексеевна Бранчевская. Тогда, в 1941-м, ей было 31, и была она уже начальником медсанчасти.

Вот рассказ старой женщины о тех днях:

- Госпиталей в городе открыли много. Однажды вызвал меня начальник штаба госпиталей; вижу, чуть обескуражен. «Назначили, говорит, ведущим хирургом в ваш 15-й эвакогоспиталь какого-то ссыльного попа. Я отродясь с попами не разговаривал, ты уж как женщина с ним поговори, устрой его там, возьми над ним шефство».

Священников тогда иначе как пренебрежительно попами и не называли. Но стоило, кому встретиться с Войно-Ясенецким, пренебрежение вмиг испарялось. От него исходили такие спокойствие и благожелательность, что услужить ему было в радость, повиноваться - тоже, услышать отказ - не в обиду. А отказывать надо было: все больные рвались к нему, но он брал самых безнадежных. Но если уж подступал смертный час, и к бойцу мчались кто со шприцом, кто с кислородной подушкой, он спокойно и властно отстранял медиков своею рукой священника и говорил: «Не мешайте уйти человеку в потусторонний мир»... Очень много людей встретила я за свою жизнь, но ни одного человека, хотя бы подобного Войно-Ясенецкому!..

Недолгим оказалось время их общения, Бранчевская скоро уехала на фронт, но так или иначе Войно-Ясенецкий ещё неоднократно напоминал ей о себе. Года три спустя в прифронтовом госпитале близ Житомира, где врачам приходилось оперировать при свете коптилки, Надежда Алексеевна поспорила однажды с коллегой из Тамбова, когда та заявила, что равного их ведущему хирургу, который оперирует у них в Тамбове, нет. «Нет уж, увольте, - возразила Бранчевская, - непревзойденный хирург оперирует у нас в Красноярске!» И назвала фамилию владыки. Оппонентка смешалась и ответила: Но это у нас Войно-Ясенецкий».

В конце концов, выяснили, что говорили об одном и том же человеке. Просто Надежда Алексеевна не знала, что опальный профессор, отбыв красноярскую ссылку, уже был переброшен из Сибири в тогда еще прифронтовой Тамбов и, служа архиепископом Тамбовским и Мичуринским, продолжал делать свои уникальные операции.

Через много-много лет любимый профессор в который раз удивительным образом напомнил ей о себе. В руки Бранчевской попала газета «Тихоокеанская звезда». На её страницах делился воспоминаниями о своём знаменитом деде доктор медицинских наук, профессор Хабаровского мединститута, известный в России специалист в области урологии Алексей Михайлович Войно-Ясенецкий. Надежда Алексеевна с радостью узнала, что, хлебнув сиротства с лихвой, все дети владыки Луки выжили и все стали докторами медицинских наук!

Взволновал её рассказ внука и о том, как деда пытались «распропагандировать», заставляли его, чтобы он не позорил звание врача, снять рясу и отказаться от сана. Ещё Киров уговаривал владыку во время его архангельской ссылки отречься от веры, от Христа, обещая отдать в его ведение целый институт, ведь «Очерки гнойной хирургии» Войно-Ясенецкого уже тогда потрясли весь медицинский мир. Владыка был непреклонен. Даже на публикацию своих научных трудов не соглашался без указания его церковного сана.

В Красноярск из Большой Мурты владыка Лука привёз новый вариант «Очерков», плодотворно потрудившись перед этим (по милости маршала Ворошилова, откликнувшегося на его просьбу) в знаменитой библиотеке в Томске. Там ему удалось за два месяца прочитать на немецком, французском и английском всю новейшую литературу по гнойной хирургии. Кстати, долгое время Ясенецкий сам иллюстрировал тома своими рисунками (ведь в юности он собирался стать художником и даже учился этому мастерству). «Однажды, - вспоминает Надежда Алексеевна, - профессор попросил меня найти хорошего фотографа, я выполнила его просьбу, снимки нужны были для его книги...»

17 марта 1943 года Ясенецкий сообщил в одном из своих писем Н.П. Пузину (позднее ставшему хранителем музея Льва Толстого в Ясной Поляне): «Вышло 4 печатных листа с 45 рисунками... уже печатается в краевом издательстве тиражом 5000. Это очень ценный и важный мой труд».

 - Прихожу я как-то к профессору в маленький его кабинетик на втором этаже, - вспоминает Надежда Алексеевна, - он там чаще бывал, чем в отведенной ему для отдыха комнате внизу, с просьбой от наркомздрава: предоставить перечень его научных трудов. Ясенецкий с такой досадой это воспринял: «Идёт война, люди страдают, воинов спасать надо, а они заставляют время тратить на ненужную работу!» Я еще и удивилась, сколько уж на то времени надо! На следующий день, как человек очень обязательный, он передал мне перечень своих работ: тьма названий - на французском, немецком, английском... На двух листах, исписанных с двух сторон его мелким, аккуратным почерком! На моё удивлённое, почему издавался за рубежом, а не у нас, пояснил: «У нас в России меня не издают, а если и издадут, то ничего не видно...» Требование наркомздрава я выполнила наполовину, второго экземпляра у себя не оставила, потому что переписать все это мне с моим незнанием иностранных языков было невозможно...

 - Помню, в 1946-м, уже после фронта, иду я по Красноярску, а навстречу знакомая медсестра из родного госпиталя № 1515, радостная такая: «Наверное, не знаете: нашему профессору Сталинскую премию дали. А он ее отдал для детей-сирот», - вспоминает Надежда Алексеевна, - стоим с ней и радуемся за него...

О своем возвращении с фронта военврач Бранчевская не может говорить без улыбки, потому что и тут её «встретил» профессор Войно-Ясенецкий:

- Захожу во двор, дом наш стоял напротив нынешнего театра оперетты, а у нас коза с козлятами бегает! Такого прежде никогда не бывало, папа был из рабочей интеллигенции, машинистом тепловоза работал, жили по-городскому. Тут мама и поясняет: «Это твой профессор рекомендовал». Оказывается, от болей в желудке. Так и сказал: «Лекарств сейчас всё равно нет, а коза вам поможет». И помогла...

Мама Бранчевской Евлампия Акиловна разыскала профессора в Никольском храме как раз в день его тезоименитства - в день небесного его покровителя святого апостола Луки, который тоже был и художником, и врачом. Владыка добился открытия этой маленькой кладбищенской церкви в Красноярске в марте 1943-го. Когда Войно-Ясенецкий узнал от незнакомой женщины, чья она мама, то сказал о Надежде Алексеевне Бранчевской всего два слова: «Достойная женщина».

И смутилась Надежда Алексеевна, и обрадовалась похвале, которая дошла до неё лишь через два года, в такой чудный день - день возвращения с фронта в родной город. Эта короткая характеристика напомнила ей о другой характеристике, которую однажды по приказу начальства пришлось ей писать на этого человека. «Как же неловко было мне браться за ручку! - вспоминает, покачивая головой, Надежда Алексеевна. - Я просто мучилась оттого, что недостойна его оценивать!»

 - И что же вы написали? - спросила я.

 - Всё то, что рассказала вам о нём, - последовал ответ.

Всю жизнь хранит она две его фотографии военных лет. Когда ищет утешения, смотрит на эти два снимка, и спокойствие дорогого сердцу человека вселяется в её душу. На них - профессор запечатлен в рабочем кабинетике в госпитале, и в кресле в его комнате внизу, осенённой иконами. Профессор с мировым именем в безрукавке-толстовке, в стеганых ватных брюках...

- А знаете, - говорит Надежда Алексеевна, - он никогда не называл раненых бойцами или солдатами. Он всегда говорил: «Воины».

Он и сам был воином. Воин Ясенецкий. О красноярском периоде последней своей ссылки владыка Лука напишет тепло: «Воспоминание об этой работе остались у меня светлые и радостные... Офицеры и солдаты очень любили меня. Когда я обходил палаты по утрам, меня радостно приветствовали раненые. Некоторые из них, безуспешно оперированные в других госпиталях по поводу ранения в больших суставах, излеченные мною, неизменно салютовали мне высоко поднятыми ногами».

 

«Я полюбил страдания…»

В1943 году Священный Синод возродил в Красноярском крае святительскую кафедру, владыка Лука был официально возведён в сан архиепископа Красноярского и Енисейского и стал членом Священного Синода. Местом церковного его служения была уже упомянутая кладбищенская Никольская церковь, единственная действующая в городе. Добраться из центра сейчас совсем несложно, а в войну одолеть пять-семь километров пешком немолодому человеку, после изнуряющего труда в госпитале, когда приходилось делать в день по 4-5 операций и недосыпать, работая над книгами, было очень непросто.

«До крошечной кладбищенской церкви в Николаевке полтора часа ходьбы с большим подъёмом в гору. И я устаю до полного изнеможения... - писал в одном из писем владыка. - Ходить я должен был по такой грязи, что однажды на полдороге завяз, упал в грязь и должен был вернуться домой». Позже выделят архиерею лошадку, на которой станут возить его до Николаевки.

На огромном обезбоженном пространстве Восточной Сибири воин Ясенецкий, как мог, сражался против духовного одичания своего народа. И хоть в 1942 году впервые после 1917 года в СССР разрешили праздновать Пасху, храм, об открытии которого в центре города хлопотал перед краевыми властями владыка, так и не открыли. «В театре много архиерейских облачений, но нам не дают их, считая, что важно одевать их актерам и кромсать, перешивая для комедийных действий», - писал он в одном из писем. Богатым владельцем архиерейских облачений оказался драматический театр имени А.С. Пушкина, построенный в Красноярске как Народный дом еще в царские времена.

Да, с советским театром у святителя Луки отношения явно не сложились. В 30-е годы известный драматург Борис Лавренёв пишет пьесу «Мы будем жить», где прототипом отрицательного героя послужил профессор Войно-Ясенецкий. Вслед за ним другая советская знаменитость Константин Тренёв создает пьесу «Опыт», где снова Ясенецкий служит прототипом отрицательного героя. Был даже такой роман «Грани» некоего писателя Н. Борисоглебского, вспоминает внук святителя Владимир Александрович Лисичкин, где опять же был взят в качестве прообраза этот нехороший доктор Войно-Ясенецкий. Никак не давал он покоя советским идеологам.

А «отрицательный герой», отметив в Красноярске две круглых даты (20-летие своего епископства и 20-летие скитаний по тюрьмам и ссылкам), часто изнемогая от усталости, иногда и сам попадая в больницу в качестве пациента, продолжал трудиться и молиться. Главная истина, которую выстрадал владыка Лука именно здесь, в Сибири, заключается в простой фразе, написанной им из Красноярска в 1943 году в письме сыну Михаилу: «Я полюбил страдания, так удивительно очищающие душу». Это была его главная победа на пути к святости.

...Несколько лет назад в скромный Никольский храм, где в войну служил владыка Лука, пришла женщина. Увидев большую икону святителя, облачённого в золотисто-сиреневый наряд (одели всё-таки красноярцы его в достойное архиерейское облачение хотя бы на иконе), она вдруг вскрикнула: «Это он был во время операции в Глазном центре вместе с врачами! Только он был в чёрном монашеском одеянии. Это он исцелил меня! Врачи до сих пор удивляются моему быстрому выздоровлению. Скажите, как его зовут?» «Святой Лука», - услышала она в ответ.

Весенним днем 2007 года в Красноярске состоялась презентация краевого проекта «Поезд здоровья», который отправился по Красноярской железной дороге со своей врачебной миссией уже в конце года. По существу, это - передвижная поликлиника с консультативно-диагностическим центром, со специалистами высокого класса, оснащенная современнейшим оборудованием. Как сказал на презентации один из инициаторов создания в России высокотехнологичных «поездов здоровья» профессор медицины Олег Атьков, сейчас их на Российских железных дорогах три, красноярский станет четвёртым. А будет он носить имя святителя Луки (Войно-Ясенецкого).

Город помнит своего святого врачевателя. Его имя носит Общество православных врачей. Каждый год в Красноярске вручается медицинская премия имени Войно-Ясенецкого. И вот теперь отправится с врачебной миссией поезд с этим дорогим для красноярцев именем.

Есть у святых такое преимущество: и после смерти оставаться рядом с нами.

 

О красноярской ссылке

Источник: Войно-Ясенецкий В.Ф. «Я полюбил страдание». Автобиография./ Святитель Лука Крымский (Войно-Ясенецкий). – М.: Приход храма Св. Духа сошествия на Лазаревском кладбище, 2013. – 192 с.

Хирург В. А. Суходольской: "Мы, молодые хирурги, к началу войны мало, что умели де­лать. На Войно-Ясенецкого смотрели мы с благоговением. Он многому научил нас. Остеомиелиты никто, кроме него, оперировать не мог, а гнойных ведь было — тьма! Он учил и на операци­ях, и на своих отличных лекциях. Лекции читал в десятой школе раз в неделю". Доктор Браницкая рассказывает: "В операционной Войно-Ясенецкий работал спокойно, говорил с персоналом тихо, ров­но, конкретно. Сестры и ассистенты никогда не нервничали на его операциях".

Помимо того, что епископ Лука много опе­рировал, он должен был консультировать во многих госпиталях. Согласно списку консультаций, данных хирургом за три недели 1942 года, про­фессор побывал в семи госпиталях, осмотрел бо­лее восьмидесяти человек. Часто осмотр завер­шался его пометкой в документе: "Раненого такого-то перевести в школу №10" (там располагался его госпиталь).

Владыка Лука забирал к себе больных и ра­неных с наиболее тяжелыми поражениями. Крас­ноярский врач-рентгенолог В. А. Клюге вспоми­нает, как хирург-консультант посылал его и дру­гих молодых врачей госпиталя 15-15 на железно­дорожный дебаркадер, где разгружали санитарные поезда. Он просил разыскивать раненых с гнойными, осложненными поражениями тазобедренного сустава, тех, кого большинство хирургов считало обреченными. Отчеты госпиталя 15-15 свидетельствуют, что многие раненые из «безна­дежных» были вылечены.

К январю 1943 года все десять тысяч коек в госпиталях МЭП-49 были заняты ранеными, а фронт посылал все новые и новые эшелоны. Крас­ноярск был самым дальним городом, куда доходи­ла волна медицинской эвакуации. И когда, прео­долев семь тысяч километров, санитарные поезда довозили раненых до берегов Енисея, многие раны успевали нагноиться, костные ранения обо­рачивались запущенными остеомиелитами.

Приезжавший в госпиталь 15-15 инспектор всех эвакогоспиталей профессор Приоров говорил, что ни в одном из очень многих госпиталей, кото­рые он объезжал, он не видел таких блестящих результатов лечения инфицированных ранений суста­вов, как у Владыки Луки (Войно-Ясенецкого).

Хирург В. Н. Зиновьева, ученица Войно-Ясенецкого по госпиталю 15-15, вспоминает, что Владыка Лука учил своих помощников и "человеческой хирургии": с каждым раненым он как бы вступал в личные отношения, помнил каждого в лицо, знал фамилию, держал в памяти все подроб­ности операции и послеоперационного периода. Ныне стали широко известными слова Владыки Луки: «Для хирурга не должно быть "случая", а только живой страдающий человек». Проявления равнодушия к врачебному долгу возмущали епис­копа Луку.

Его труд бывал порой сопряжен с глубокими душевными страданиями. "...Тяжело переживаю смерть больных после операции,— писал епископ Лука сыну.— Было три смерти в операционной, и они меня положительно подкосили. Тебе, как тео­ретику, неведомы эти мучения, а я переношу их все тяжелее и тяжелее... Молился об умерших дома, храма в Красноярске нет..."

О том, как Владыка Лука переживал смерти в операционной, сохранились рассказы и ташкентских врачей. Акушер-гинеколог Антонина Алек­сеевна Шорохова, работавшая в Узбекистане еще с дореволюционных лет, вспоминает: "Валентин Феликсович болел душой за каждую свою неудачу. Однажды, задержавшись на работе, когда все врачи уже покинули больницу, я зашла зачем-то в предоперационную хирургического отделения. Внезапно из открытой двери операционной до меня донесся "загробный" голос: "Вот хирург, который не знает смертей. А у меня сегодня вто­рой..." Я обернулась на голос и увидела Валенти­на Феликсовича, который пристально и грустно глядел на меня. Поразила его угнетенная поза: он стоял согнувшись и упираясь руками в край опера­ционного стола. На столе лежал больной, умер­ший во время операции..."

Если не было другой возможности спасти бо­льного, Владыка Лука, шел на рискованные опе­рации, несмотря на то, что это налагало на него большую ответственность... Когда, войдя в пала­ту, он замечал, что нет больного, которого он опе­рировал два дня назад, он, ни о чем не спрашивая, поднимался на второй этаж и запирался в своей комнате.

Об этом вспоминает ученица хирурга А. И. Беньяминович: "Его не видели потом в отделении ча­сами. Мы знали: каждая смерть, в которой он счи­тал себя повинным, доставляла ему глубокие стра­дания". Владыка Лука считал необходимым не скрывать от умирающих близость их смерти, так как они могли пожелать умереть по-христиански.

Тяжелыми были и условия работы в эвако­госпитале. "Госпиталь 15-15... в большом проры­ве,— докладывали в крайком партийные деяте­ли.— Тяжелое хозяйственное положение этого госпиталя, неудовлетворительное санитарное со­стояние, невысокое качество лечебной работы в отделениях, несмотря на большие возможности квалифицированного специалиста профессора Войно-Ясенецкого, низкая труддисциплина ста­вят его в ряд плохих госпиталей..." В письме к старшему сыну Владыка Лука жалуется, что работать приходится в невыносимых условиях: штат неумел и груб, врачи не знают основ хирургии. К его протестам целый год никто не прислушивался, хотя речь шла буквально о преступлениях.

"Я дошел до очень большой раздражитель­ности и на днях перенес столь тяжкий приступ гнева, что пришлось принять дозу брома, вспрыс­нуть камфару, возникла судорожная одышка,— пишет епископ Лука.— В таких условиях еще ни­когда не работал".

Хирургу с почти сорокалетним опытом дейст­вительно не приходилось сталкиваться с подобным всеобщим беспорядком ни в госпиталях времен Русско-Японской, ни Первой мировой войны. Владыка нервничал, случалось, даже выгонял нерадивых помощников из операционной. На него жаловались. Возникали разбирательства, госпиталь посещали многочисленные проверочные комиссии.

Все это, конечно, крайне плохо отражалось на здоровье Владыки. Во время операции хирургу все чаще приходилось опускаться на стул: не дер­жали ноги. Трудно было ему подниматься по гос­питальным лестницам: давала себя знать эмфизема (Хроническое заболевание легких, характеризующееся их повы­шенной воздушностью).

Но еще более тяжелой скорбью для епископа Луки была невозможность бывать в храме.

В Красноярске, городе с многотысячным на­селением, последнюю из множества церквей закрыли перед войной. Радости богослужения, по словам Владыки Луки, были лишены в городе сотни, а может быть, и тысячи людей. Рассказы­вают, что верующие приносили Владыке много икон, так что одна стена дворницкой блестела от окладов и лампадного света.

Весной 1942 года отношение властей к Вла­дыке Луке улучшилось. Хирургу-консультанту стали выдавать обед, завтрак и ужин с общей кухни, стали заботиться об улучшении условий его работы. В Иркутске на межобластном совещании главных хирургов архиепископу Луке "устроили настоящий триумф", как писал он Михаилу. "Мнение обо мне в правящих кругах самое лучшее и доверие полное. Слава Богу!"

Владыкой Лукой был сделан ряд новых от­крытий, его операции, лекции, доклады на конфе­ренциях высоко ценили врачи, доценты и профес­сора. "Почет мне большой: когда вхожу в большие собрания служащих или командиров, все встают",— писал в то время епископ Лука.

Об этом времени своей жизни Владыка Лука писал Н. П. Пузину, с которым познакомился по приезде в Красноярск:

"20 июня 1942 г. Многоуважаемый Николай Павлович! И я сожалею, что Вы уехали из Красноярска. С митрополитом Сергием я начал очень интересную для Вас большую переписку по вопросам религиозно-философским, церковно-политическим и тактическим. Конечно, нет возможности сообщать Вам эту переписку. У меня большое огорчение: из Новосибирска мне сообщили, что издать мою книгу не могут за недостатком бумаги... За мною исключительно ухаживают: командиры из больных вызывали ди­ректора обувной фабрики, заказали ему ботинки для меня по мерке, велели во что бы то ни стало достать резиновые сапоги для операций. Заказа­ны также две смены белья, два полотенца, носо­вые платки. Делают выговора сестрам, если уви­дят, что я сам несу тарелку. МЭП, реввоенсовет представил меня к награде, по-видимому, к орде­ну. Поистине стремительная эволюция от persona odiosa к persona grata! Слава Богу!

Кормят меня так обильно, что я половину от­даю окружающим или знакомым. А бедный об­новленческий архиерей в Мурте голодает до го­лодных отеков, живя только на 400 г. хлеба. Завтра переберусь в новую квартиру (где была аптека). Там будут самые лучшие условия для размышлений на религиозные темы, которыми я теперь занят; полная изоляция, тишина, покой, одиночество. Господь да благословит и сохранит Вас. Архиепископ Лука."

"25 декабря 1942 г. Николаю Павловичу о Господе радоваться.

...Уже четыре недели я не работаю вследст­вие очень тяжелого переутомления, главным образом мозгового. Три недели пролежал в больнице крайкома, теперь лежу у себя на квартире. Врачи говорят, что по выздоровлении я не должен рабо­тать больше четырех часов и не делать больше двух операций. А до сих пор я работал до восьми-девяти часов и делал четыре-пять операций.

...Продолжается моя большая переписка с митрополитом Сергием.

Да поможет Вам Господь перенести тягости военного времени и да благословит Вас. Архиепископ Лука."

В это время Владыку Луку вызвал первый секретарь обкома партии и сказал ему, что отно­шения между Церковью и государством скоро улучшатся, и он сможет вернуться к епископскому служению. Милостью Божией, через некоторое время Владыка действительно был назначен на Красноярскую кафедру, вновь открыто зазвучала его проповедь о Христе.

"Давно обещали открыть у нас одну церковь, но все еще тянут, и я опять останусь без богослуже­ния в великий праздник Рождества Христова",— со скорбью пишет епископ сыну Михаилу в конце 1942 года, и, наконец, 5 марта сообщает: "Господь послал мне несказанную радость. После шестнадцати лет мучительной тоски по церкви и молчания отверз Господь снова уста мои. Открылась малень­кая церковь в Николаевке, предместье Краснояр­ска, а я назначен архиепископом Красноярским... Конечно, я буду продолжать работу в госпитале, к этому нет никаких препятствий".

Владыка Лука писал: "О первом богослуже­нии мало кто знал, но все-таки пришло человек двести. Многие стояли на дворе".

"Первое богослужение... сразу же очень улучшило мое нервное состояние, а неврастения была столь тяжелая, что невропатологи назначили мне полный отдых на две недели. Я его не начал и уверен, что обойдусь без него,"— пишет Владыка Лука.

Еще через месяц он подтверждает: "Невроз мой со времени открытия церкви прошел совсем и работоспособность восстановилась".

Вновь на дверях квартиры архиепископа появляется табличка, извещающая о том, что по церковным делам он принимает во вторник и пятницу с шести до восьми вечера. Н. П. Пузину Владыка Лука пишет: "Очень долго не мог отвечать Вам по двум причинам:

1) Я был крайне занят спешным окончанием своей монографии о поздних резекциях при огнестрельных ранениях суставов;

2) Я очень плохо чувствовал себя и иногда лежал по целым дням вследствие тяжелого мозгового переутомления, длящегося уже почти четыре месяца. ...Требуют, чтобы я не ходил в церковь, если не буду работать в больнице. И работаю через силу.

До крошечной кладбищенской церкви в Николаевке полтора часа ходьбы с большим подъемом на гору, и я устаю до полного изнеможения, церковь так мала, что в ней нормально помещается сорок — пятьдесят человек, а приходят двести — триста, и в алтарь так же трудно пройти, как на Пасху.

Служить мне в ней можно было бы только священническим чином, но и это пока невозможно, т.к. нет облачений. По-видимому, получим их из театра. Нет диакона, певчих, даже псаломщи­ка. Служит семидесятитрехлетний протоиерей, а я проповедую. Это для меня и для народа огромная радость.

Есть большая надежда, что весной откроют Покровскую церковь (на углу улиц Сталина и Сурикова)...

Блаженнейший был опасно болен воспалени­ем легкого, но, слава Богу, поправился. По болез­ни давно не писал мне.

Желаю Вам успеха в работе, здоровья и ду­шевного спасения. А. Л. 17.111.43 г."

В Николаевской церкви архиерейское слу­жение оказалось невозможным. Открыть второй храм власти обещали только через год. "В театре много архиерейских облачений, но нам не дают их, считая, что важнее одевать их актерам и кромсать, перешивая для комедийных действий",— писал Владыка Лука.

Впоследствии ему удалось получить архие­рейское облачение в Новосибирске, где он высту­пал с докладом на конференции хирургов военных госпиталей, и в Красноярске через некоторое вре­мя был открыт еще один храм.

Архиепископ пишет в то время в письме, что отношение правительства к Церкви резко изменилось: "...Всюду открываются и ремонти­руются за счет горсоветов храмы, назначаются епископы". И о себе: "Помни, Миша, что мое монашество с его обетами, мой сан, мое служе­ние Богу для меня величайшая святыня и пер­вейший долг. Я подлинно и глубоко отрекся от мира и от врачебной славы, которая, конечно, могла бы быть очень велика, что теперь для меня ничего не стоит. А в служении Богу вся моя радость, вся моя жизнь, ибо глубока моя вера. Однако и врачебной, и научной работы я не намерен оставлять".

Через несколько месяцев он сообщает Миха­илу: "В Красноярске, в "кругах" говорили обо мне: "Пусть служит, это политически необходи­мо". "Я писал тебе, что дан властный приказ не преследовать меня за религиозные убеждения... Даже если бы не изменилось столь существенно положение Церкви, если бы не защищала меня моя высокая научная ценность, я не поколебался бы снова вступить на путь активного служения Церкви. Ибо вы, мои дети, не нуждаетесь в моей помощи, а к тюрьме и ссылкам я привык и не бо­юсь их". "...О, если бы ты знал, как туп и ограни­чен атеизм, как живо и реально общение с Богом любящих Его..."

В день, когда исполнилось двадцать лет со дня рукоположения Владыки Луки во епископы, он писал старшему сыну, напоминая о давней по­ездке из Ташкента в Пенджикент: "Это было начало того тернистого пути, который мне надлежа­ло пройти... Но зато был и путь славы у Бога. Верю, что кончились страдания..."

Архиепископ Лука прилагал много стараний, чтобы вышло в свет второе издание "Очерков гнойной хирургии", зная, что книга приносит вра­чам большую практическую пользу, что в книге нуждаются... В 1943 году ему удалось, наконец, получить разрешение ее издать, как он пишет об этом Н. П. Пузину: "1июля 1943 г. Николаю Павловичу мир и благословение.

У меня большая радость. 2 мая я послал Ста­лину письмо о своей книге с приложением отзывов проф. Мануйлова и Приорова, превозносящих книгу до небес. Результат: письмо из Медгиза от 26 июня с просьбой прислать рукопись для изда­ния. И также монографию о суставах, которую медлило издать здешнее краевое издательство, потребовали в Москву. К зиме выйдут и книга, и монография.

Госпиталь наш сократили до 250 коек, и ра­бота уменьшилась. Церкви в городе не хотят от­крывать, а из Ташкента пишут, что туда приехал обновленческий архиерей, и для него открывают много церквей... А в Николаевку осенью и весной ходить невозможно. Недавно я пошел после до­ждя, упал в грязь и вернулся. Здоровье мое, слава Богу, хорошо. Недавно я получил благодарность и грамоту от военного совета СибВО. Будьте здоровы и благополучны. Господь да хранит Вас. Архиепископ Лука. 1.VII.43 г."

"Николаю Павловичу мир и благословение. Большая и неожиданная новость у меня. 2 марта я получил телеграмму из Москвы. Всеславянский комитет просит написать статью для заграничной славянской печати о моей обществен­ной деятельности во время Отечественной войны в качестве Красноярского архиепископа и хирурга госпиталей Красной Армии. Вы, конечно, сумеете всесторонне оценить значение этого предложения и возможные большие последствия его. Уже через два дня я послал статью, которую, однако, мне не­когда переписать для Вас.

Служу и проповедую каждый праздник и каждое воскресенье. Работа в госпитале идет по-прежнему... Мой невроз по временам рецидивирует, и 8 августа я даже не мог служить Литургию из-за него.

Фурункулез, которым Вы страдаете, верно, излечивается только аутовакциной. Господь да поможет Вам и да благословит Вас. Архиепископ Лука. 16.VIII.43 г."

О своей переписке с Местоблюстителем Патриаршего Престола митрополитом Сергием Владыка Лука вспоминал: "В 1942 году имел я с ним большую переписку по основным вопросам современной жизни, и его письма часто удивляли меня глубиной и верностью понимания сущности христианства, знанием Священного Писания и истории Церкви. Некоторые из них даже можно назвать небольшими богословскими трактатами. Не во всем он соглашался со мной, и часто я дол­жен был признать его большую правоту".

Переписка митрополита Сергия и архиепи­скопа Луки имела немаловажное значение для подготовки Собора епископов Русской Право­славной Церкви 1943 года. Архиепископ Лука принял непосредственное участие в составлении документом Собора. Он был членом Священного Синода.

После того, как митрополит Сергий стал Патриархом, он привлек Владыку Луку к участию в "Журнале Московской Патриархии". Это со­трудничество с ЖМП продолжалось десять лет.

 

ИЗ ПРОПОВЕДЕЙ СВЯТИТЕЛЯ ЛУКИ

«Вы спросите: "Господи, Господи! Разве легко быть гонимыми? Разве легко идти через тесные врата узким и каменистым путем?" Вы спросите с недоуме­нием, в ваше сердце, может быть, закрадется сомнение, легко ли иго Христово? А я скажу вам: "Да, да! Легко, и чрезвычайно легко". А почему легко? Почему легко идти за Ним по тернистому пути? Потому что будешь идти не один, выбиваясь из сил, а будет тебе сопутство­вать Сам Христос: потому что Его безмерная благо­дать укрепляет силы, когда изнываешь под игом Его, под бременем Его; потому что Он Сам будет поддер­живать тебя, помогать нести это бремя, этот крест.

Говорю не от разума только, а говорю по собст­венному опыту, ибо должен засвидетельствовать вам, что когда шел я по весьма тяжкому пути, когда нес тяжкое бремя Христово, оно нисколько не было тяжело, и путь этот был радостным путем, потому что я чувствовал совершенно реально, совершенно ощутимо, что рядом со мною идет Сам Господь Иисус Христос и поддерживает бремя мое и крест мой. Тяжелое было это бремя, но вспоминаю о нем, как о светлой радости, как о великой милости Божией. Ибо благодать Божия изливается преизобильно на всякого, кто несет бремя Христово. Именно потому, что бремя Христово нераздельно с благода­тью Христовой, именно потому, что Христос того, кто взял крест и пошел за Ним, не оставит одного, не оставит без Своей помощи, а идет рядом с ним, под­держивает его крест, укрепляет Своею благодатью.

Помните Его святые слова, ибо великая истина содержится в них: Иго Мое благо и бремя Мое легко (Мф. 11, 30). Всех вас, всех уверовавших в Него зовет Христос идти за Ним, взяв бремя Его, иго Его. Не бойтесь же, идите, идите смело. Не бойтесь тех страхов, которыми устрашает вас диавол, мешающий вам идти по этому пути. На диавола плюньте, диавола отгоните Крестом Христовым, именем Его. Возведите очи свои горе — и увидите Самого Господа Иисуса Христа, Который идет вместе с вами и облегчает иго ваше и бремя ваше. Аминь».

28 января 1951 г.

Конец, и Богу слава

 

Основные даты в жизни архиепископа Луки:

http://medlibcrimea.ru/wp-content/uploads

В 1877 году, 27 апреля архиепископ Лука, в миру - Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий, родился в Керчи

В 1903 году окончил медицинский факультет Киевского университета. В 1904 - 1905 годах участвовал в Русско-японской войне в качестве военно-полевого хирурга.

В 1916 году защитил докторскую диссертацию в Москве.

С 1914 по 1917 год работал хирургом в эвакуационном госпитале.

С1920 по 1923 год возглавлял кафедру в Ташкентском государственном университете.

В 1921 году принял сан священника, в 1923 году рукоположен во епископа.

С 1923 по 1926 год отбывал ссылку в Восточной Сибири (город Енисейск, деревня Хая, город Туруханск, станок Плахино).

С 1927 года служил епископом Туркестанским, занимался частной врачебной практикой.

В мае 1930 года снова арестован.

С 1931 по 1933 год отбывал наказание в концлагере «Макариха» под Котласом, а затем в ссылке в Архангельске.

С 1935 по 1937 год заведовал кафедрой Института неотложной медицинской помощи города Ташкента.

В июле 1937 года арестован и помещен в тюрьму.

После пыток и серии голодовок в 1940 году сослан в Красноярский край на пять лет. С марта 1940 года по сентябрь 1941 года отбывал ссылку в селе Большая Мурта.

В сентябре 1941 года получил разрешение работать главным хирургом в эвакогоспитале № 1515 в Красноярске, где проработал по ноябрь 1943 года.

В 1943 году назначен епископом Красноярским и Енисейским и возведён в сан архиепископа.

С 1943 по 1945 год - член Священного Синода.

С февраля по декабрь 1944 года - архиепископ Тамбовский и Мичуринский, хирург Тамбовского эвакогоспиталя.

В 1945 году награжден Патриархом Алексием высшей церковной наградой - правом ношения бриллиантового креста на клобуке.

Удостоен медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», а также звания лауреата Сталинской премии 1-й степени за выдающиеся достижения в медицине.

С 1946 по 1961 год - правящий архиерей Симферопольской и Крымской епархии.

В 1958 году полностью ослеп.

В 1961 году скончался 11 июня 1961 года.

В 1995 году причислен к лику святых Симферопольской и Крымской епархией с перенесением мощей в кафедральный Троицкий собор города Симферополя.

В октябре 1999 года причислен к лику местночтимых святых Красноярско-Енисейской епархией.

В апреле 2000 года реабилитирован Главной военной прокуратурой Генпрокуратуры РФ по четырём уголовным делам.

В августе 2000 года на юбилейном Архиерейском соборе РПЦ архиепископ Лука причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания.

 

Молитва святителю Луке, исповеднику, архиепископу Красноярскому и Крымскому

Составил протоиерей Георгий СЕВЕРИН, настоятель храма Трех Святителей г. Симферополя

О всеблаженный исповедниче, святителю отче наш Луко, великий угодниче Христов. Со умилением приклоньше колена сердец наших, и припадая к раце честных и многоцелебных мощей твоих, якоже чада отца молим тя всеусердно: услыши нас грешных и принеси молитву нашу к Милостивому и Человеколюбивому Богу. Емуже ты ныне в радости святых и с лики ангел предстоиши. Веруем бо, яко ты любиши ны тою же любовию, еюже вся ближния возлюбил еси, пребывая на земли.

Испроси у Христа Бога нашего, да утвердит чад Своих в духе правыя веры и благочестия: пастырям да даст святую ревность и попечение о спасении вверенных им людей: право верующия соблюдати, слабыя и немощныя в вере укрепляти, неведущия наставляти, противныя обличати. Всем нам подай дар коемуждо благопотребен, и вся яже к жизни временней и к вечному спасению полезная.

Градов наших утверждение, земли плодоносие, от глада и пагубы избавление. Скорбящим утешение, недугующим исцеление, заблудшим на путь истины возвращение, родителем благословение, чадам в страхе Господнем воспитание и научение, сирым и убогим помощь и заступление.

Подаждь нам всем твое архипастырское благословение, да таковое молитвенное ходатайство имущи, избавимся от козней лукавого и избегнем всякия вражды и нестроений, ересей и расколов.

Настави нас на путь, ведущий в селения праведных, и моли о нас всесильнаго Бога, да в вечней жизни сподобимся c тобою непрестанно славити Единосущную и Нераздельную Троицу, Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

 

Источники:

• Войно-Ясенецкий В.Ф. «Я полюбил страдание». Автобиография./ Святитель Лука Крымский (Войно-Ясенецкий). – М.: Приход храма Св. Духа сошествия на Лазаревском кладбище, 2013. – 192 с.
• Майстренко В. Воин./ Валентина Майстренко.// Тобольск и вся Сибирь. Восьмой номер. Красноярск: Альманах./ Сост. М.В. Москалюк. - Тобольск: Издательский отдел Тюменского регионального общественного благотворительного фонда «Возрождение Тобольска», 2007. - 340с. - с.175-184
• http://www.kerpc.ru/sacred/luka/molitv - Здесь на сайте Красноярской епархии – Акафист и Тропарь святителю Луке, исповеднику, архиепископу Красноярскому и Крымскому
• http://www.kerpc.ru/sacred/luka Житие Житие архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого)
• http://www.kerpc.ru/sacred/luka/krsk Памятник Святителю Луке в Красноярске
• http://www.kerpc.ru/sacred/luka/prop ПОСЛАНИЯ, ПРОПОВЕДИ И УКАЗЫ СВЯТИТЕЛЯ ЛУКИ
• https://krsk.aif.ru/society/svyatoy_lekar_na_schetu_voyno-yaseneckogo_sotni_spasyonnyh_soldat Святой лекарь. На счету Войно-Ясенецкого сотни спасённых солдат