Поэты – фронтовики. Тамарина Р.М.

Поэты – фронтовики на войне и о войне

Тамарина Руфь Мееровна (1921 – 2005 гг.)

 

 Тамарина Р.М. 1942 год. Западный фронт.
Источник изображения: Сборник «День поэзии», 1985 год

Имя по фронтовым документам: Руфия Мироновна Тамарина . В августе 1941 года Руфия Тамарина добровольцем записывается на курсы фронтовых санинструкторов. Однако на фронт их направили только в последних числах ноября 1941-го, их 46-я стрелковая бригада должна была закрыть прорыв немцев под Вязьмой. Бригаду бросили на прорыв под Вязьмой, где в жестоких боях она была почти полностью уничтожена. Тамарина Руфь выжила…

Руфь Тамарина

НА ВОЙНЕ

... Пуля пропела тонкая,
а тропинка в окоп — пунктиром.
В стороне чернеет воронка,
а ты — одинока в мире.
Солнце февральское, медное
неподвижно в глубоком небе.
Пуля пропала бесследно,
будто ее и не было...

Руфь Тамарина

***

Орден осени — желтый лист.
В простынь просини — обелиск.
Он распарывает синь холста.
На вершине его — звезда.
На откосах его камней
имена золотых парней —
тех, кто встали живой стеной
защитить наш покой земной.

Руфь Тамарина

ВОСПОМИНАНИЕ

Ах, как выстывала душа
на том ветровом полустанке,
где остов сгоревшего танка
железным надгробьем лежал.

И снег был подобен золе,
и небо седое спустилось.
Казалось, что жизнь растворилась
в седой, как зола, полумгле.

Солдаты стояли теснясь,
плечами касаясь друг друга,
и эта беззвучная связь
казалась им жизни порукой.

Оставшимся в живых ополченкам (женщинам-добровольцам) разрешили вернуться в Москву, где Р. Тамарина встретила свою любовь литератора Алексея Страхова. Когда органы по надуманному обвинению арестовали и затем расстреляли А. Страхова, Тамарина, как его фактическая жена, тоже сразу же оказалась в тюрьме на Лубянке по обвинению в недонесении. Была осуждена по статье 58-12 (недонесение), но, с учётом её фронтового опыта на передовой, наказание было заменено — вместо концентрационных лагерей её направили опять на фронт, в действующую армию, уже в составе штрафбата. Осенью 1942 года Р. Тамарина была определена рядовым-санинструктором в состав 2-й армейской отдельной штрафной роты 41-й стрелковой дивизии 40-й армии Западного фронта. Часть вела оборонительные бои под разъездом Дичня в Орловской области. В феврале 1943-го часть перешла в наступление, в котором погиб в основном весь её личный состав. В тех боях, в том числе, погиб и тот солдат, который в условиях фронтовой осени стал близким для Руфии человеком («слюбились»), отцом её дочери, родившейся в апреле 1943. Перед родами и в условиях фактического искупления участием в боях на передовой, Р. Тамарину выводят из состава солдат-«штрафников» и демобилизуют из рядов РККА. В условиях полуголодной жизни ослабленный болезнями ребёнок не выжил, так ещё одна трагедия настигла Тамарину в августе 1943.

Руфь Тамарина

Из поэмы «Новогодняя ночь»

Он надвигался, Сорок Пятый —
прекрасный, грозный, гордый год.
Он, как возмездье и расплата,
летел в Германию вперед...
И те мальчишки, что когда-то
со школьной парты — в первый бой,
уже усатые комбаты,
повоевавшие с судьбой.

Не скажешь лучше, чем Твардовский,
 о тех высоких давних днях.
Я о другом — о дне московском,
об очень трудном для меня.

Он начинался как обычно —
в ноль-ноль часов, ноль-ноль минут
и обещал маршрут привычный —
дорогу утром в институт.

Давно забыв про затемненье,
устало спали москвичи.
В ночных квартирах спали тени
и фонарей ночных лучи.

Деталь покажется вам мелкой,
но в ней примета тех времен —
гремели радиотарелки,
пока не падали мы в сон.

О этот рупорок, хрипевший
почти над самой головой,
и песни вместе с нами певший,
и номер почты полевой
нам приносивший как подарок
с немереных дорог войны —
надежды крохотный огарок,
он не мешал нам видеть сны
о встречах редких, долгожданных...
Напротив, охраняя сон,
войны бессонная мембрана,
он был и день, и ночь включен.
Он в эту ночь примолк. Казалось,
он дремлет, тоже видя сны...
И вдруг в ночи загрохотало,
как будто в первый день войны!
И Левитана голос звучный
неторопливо загремел —
спокойный, сдержанно-могучий,
он не вещал, казалось — пел.

И окна открывались настежь,
И ночь была светла как день,
и звук пустой, словечко — «счастье»—
приобретало свет и тень,
и становилось явью, плотью,
слезами тысячи людей.
И на высокой трубной ноте
гремели рупора везде!..

Был день потом как сновиденье,
как века, года первый день.
Да, был он Первым днем творенья,
тот майский, Мира первый день.

Он помнится в отрывках резких:
идет по улице солдат,
в медалях грудь — на всю железку!
На каждый шаг они звенят...
И встречные к нему с поклоном:
— С Победой, друг! Испей винца!..—
И смотрят гордо и влюблено
на чуть смущенного бойца.

Сливаются воспоминанья
за далью непохожих лет.
Он навсегда вошел в преданья,
ему доныне равных нет,
я о другом — я помню вечер
того сверкающего дня,
и от него укрыться нечем,
и все он горек для меня.
Я не могла тогда оставить
товарища. Он умирал.
И не было у сердца права
ударить друга наповал —
уйти из дома в волны света
и плыть запруженной Тверской,
как будто ставшею рекой,
в ту сказочную ночь Победы.

Она оплачена была
ценой непоправимо личной:
война любимых отняла
и сделала вдовство — обычным.
И, убивая, где могла —
на фронте и в тылу — без счета,
без передышки шла и шла
войны недобрая работа.
И может, самый страшный счет —
не тех холмов могильных россыпь,
но боль, что век не заживет
до самой смерти,— боль сиротства.

... Ночь — Новогоднею была,
она смешала быль и небыль,
она кружилась и плыла
в танцующем московском небе,
сквозном, ажурном, кружевном,
где всех прожекторов скрещенье,
не оставляя места тени,
кружась, пьянило, как вино...
Все начиналось в эту ночь,
все было заново — надежда,
и даже боль твоя и нежность...
И ты не в силах превозмочь
слез очищающих, навзрыд.
Той майской ночи Новогодней
вовек тебе не позабыть...
А сердце саднит и сегодня.

Уже весной 1945 года старшекурсница Института имени Горького Руфь Тамарина вновь, в третий раз попадёт на фронт. На несколько дней. Её практически приняли корреспондентом фронтовой редакции 5-й гвардейской танковой армии «За отвагу». Эта редакция была как бы маленьким филиалом Литинститута, ряд старшекурсников и выпускников этого вуза работали в то или иное время в этой редакции. В тот момент 5-я Гв.Т.А. находилась в Прибалтике на границе с Германией и готовилась к наступлению. Однако новых корреспондентов, прибывших в редакцию из Литинститута, Руфь Тамарину и поэта Леонида Чернецкого вызвали в СМЕРШ и напомнили им об их не в полне политически безупречном прошлом, в связи с чем им было отказано в пребывании в наступающих на Германию частях. Их вернули в Москву.

Фронт стал важнейшей вехой в её жизни, военная тема прочно вошла в творчество поэтессы.

28 марта 1948 года Руфь Тамарину арестовали и доставили в тюрьму на Лубянке. Тамарина обвинялась в шпионаже, при этом в её вину ставят знакомство с прогрессивным журналистом США в Москве Робертом Магидовым.

 

Женский барак в ГУЛАГе. Источник изображения http://litnik.org/index.php/zabytye-imena/ruf-tamarina

 Руфь Тамарина

..Так начиналась лагерная жизнь –
«Шахерезада» пела, а воровки
нас крыли матом. Часовой с винтовкой
зевал, устав за смену сторожить.

И койки, застеленные матрасом,
казались откровением, и мы
к ним привыкали исподволь, не сразу,
как к свету — выходящие из тьмы.

Нам осень подарила краткий «срок»
и не было причин для огорчений.
Но суета барачных вечеров
расстраивала часто, тем не менее.

По вечерам на дальнем горизонте
раскачивались темные леса.
Зеленая тоска брела по зоне,
заглядывая каждому в глаза.

И только непримятые рассветы
с зарей в полнеба, с хрупкой тишиной
нас заставляли забывать об этом
и в синий воздух растворять окно.

 Она наказывалась сроком в 25 лет исправительно-трудовых лагерей. Тамарина вспоминала, чтобы не сойти с ума в ту ночь после приговора ей помогла книга М. Пришвина «Женьшень», которую ей подсунула одна из сокамерниц — мудрая, много пережившая женщина. … Тамарина писала: «Я добросовестно старалась читать её и незаметно увлеклась — прочла вдруг о том, как маралам срезают их богатство — роскошные ветвистые рога — панты, чтобы делать из них целебнейшие лекарства. Оленя загоняют в специальный станок, мгновение боли, и его выпускают, но уже без ветвистой его гордости. И далее Пришвин пишет о том, что, глядя, с каким достоинством вынес эту, не только болезненную, но и унизительную операцию гордый красавец олень, он, писатель, понял, что нет и не может быть унизительных положений, если сам себя не унизишь… Я запомнила её на всю жизнь, и она помогала мне все те восемь с половиной лет, что пришлось прожить в заключении».

После осуждения была отправка по этапу в город Джезказган (Каз.ССР). Особые впечатления наложило пребывание в Пересыльной тюрьме Карлага. В конце концов Р. Тамарина была препровождена в Особый лагерь № 4 «Степной» (Степлаг, посёлок Кенгир). Условия содержания заключённых были просто ужасными, жизнь заключённых — как в пещерном веке. На ночь зеков запирали в бараках, рабочий день был не менее, чем 10-часовым и ещё затем по 2 часа работали в жилой зоне — летом делали саман, зимой чистили снег. Письма разрешалось писать только один раз в полгода. Однако Тамариной повезло, в лагере она, имевшая опыт фронтового медработника, работала медсестрой, затем библиотекарем, и даже один месяц побывала на должности бригадира. Знакомство с судьбами заключённых потрясло Тамарину, заставило по-новому взглянуть на суть сталинского режима. Здесь состоялось знакомство и з В начале 1956 года состоялся приезд государственной комиссии по реабилитации. Р.М. Тамариной, в ответ на её просьбу об освобождении, комиссия отвечает отказом. Однако её срок наказания снижают с 25 лет заключения до 12 лет. После этого Р. Тамарину переводят в Никольский лагерь в городе Балхаш (Карагандинская область Каз. ССР). Здесь ей предстоит тяжёлая работа на рытье траншей, строительстве домов. След в судьбе поэтессы оставляет знакомство с бригадиром Михаилом Гавриловичем Морозовым, ставшим в последствии её мужем.авязалась дружба с Брониславой Борисовной Майнфельд, которую Руфь называла своей лагерной мамой-защитницей:

Руфь Тамарина

***

Мои воспоминания написаны
совсем не мною, и давным-давно.
Детали и подробности нанизаны
там, словно в ленте давнего кино.

А я, увы, совсем не помню частностей
и дневников к тому же не вела.
У жизни – поясню для пущей ясности
я жадно все подробности брала

в судьбу свою: и все, что ни случалось,
меня лепило, словно глины ком –
с любимыми навеки расставалась,
по льду судьбы летела босиком...

Теряя в жизни все, что только мыслимо –
родителей, и брата, и дитя,
каким-то чудом я сумела выстоять,
надежду на спасенье обретя...

Мои воспоминания написаны
совсем не мною, и давным-давно...
Как в жизнь чужую, – вглядываюсь пристально
в свою, как в чье-то дальнее окно...

Руфь Тамарина .   Источник изображения http://litnik.org/index.php/zabytye-imena/ruf-tamarina

Руфь Тамарина

***

Война дала нам безотцовых сыновей,
тоску бессонниц, имена убитых,
калек на перекрестках площадей
и горький воздух на полях изрытых.

Когда мальчишки наши подрастут,
рожденные вчера, и завтра, и сегодня,
они, мужчины первые в роду,
не проклянут ли нас проклятием господним –

за то, что теплоты отцовских рук
ребята наши никогда не знали,
что про войну, недетскую игру,
им только мы, их матери, сказали.

Мы в летний вечер сядем у окна,
ненужного не зажигая света,
вечерний воздух мы вдохнем сполна
и приготовимся к ответу.

И мальчикам, не знающим отцов,
расскажем, как в минуты перед боем,
заглядывая каждому в лицо,
вставало одиночество, такое,

что было все равно, кому отдать
тепло руки и взгляда, губ и тела,
чтобы хотя б мгновенье ощущать,
что ты не одинока до предела...

И пусть они осудят – все равно
у них мы не попросим оправданья:
последняя война начнется вновь, –
тогда, поняв, они придут к нам сами.

1956, осень. — Условно-досрочное освобождение Р.М. Тамариной (всего в ГУЛАГе (в Степлаге, Каз.ССР) она провела 8,5 лет). Гражданский брак её с М.Г. Морозовым.

В декабре 1956 года всё-же происходит реабилитация Тамариной как необоснованно репрессированной в годы сталинщины. Руфь Мееровна едет в Москву с целью добиться окончательной реабилитации и разрешения на прописку в столице. Однако власть отвечает ей отказом в праве жить в столице. Тамарина возвращается в Балхаш и ищет здесь работу.

В Балхаше супруги прожили недолго, в 1957 году переехали в столицу республики город Алма-Ату. Здесь Тамарина начинает работать в сценарном отделе Казахской республиканской студии кинохроники («Казахфильм») (1957—1961 гг.). Здесь, в Алма-Ате у супругов рождается сын. Руфь Тамарина пишет и публикует стихи, повести, поэмы, её талант замечен, она становится членом Союза писателей Казахстана, следом её принимают в члены Союза писателей СССР. Так супруги и остались в Казахской ССР, где случилось всё главное в их жизни — это любовь, семья, сын, работа в литературе, поэзия и книги стихов, первое признание читателей… В Алма-Ате Руфь Тамарина работала заведующей литературной частью республиканского академического русского театра драмы имени М.Ю. Лермонтова (1962—1964; 1966—1968), литературным сотрудником газет «Казахстанская правда» (1964—1966) и «Огни Алатау» (1966—1970); много ездила по республике и всей душой полюбила и эту землю, и умных, добрых её людей.

Полная реабилитация её мужа, М.Г. Морозова, состоялась лишь в 1974 году.

Так сложилось, что Руфь Мееровна большую часть своей жизни прожила в Алма-Ате. Её дом был там своеобразным культурным центром, где встречались интереснейшие люди, где всегда были рады молодым талантам, и многим Тамарина помогла определиться в литературе, оставалась наставницей и другом на долгие годы, многие, ныне известные поэты, с благодарностью называют её своим Учителем.

В 1995 году, после смерти мужа, Руфь Тамарина перебралась в Томск, поближе к живущей здесь семье своего сына.

Тяжело болела. Ослепла и была прикована к постели, но не сдавалась и продолжала писать. В городе Томске у неё вышло несколько книг. В 1999 году местное издательство «Водолей» выпустило сразу две её книги «Новогодняя ночь» (поэзия) и «Щепкой — в потоке» (лагерная проза). Затем появились «Такая планида, или Зарубки на „Щепке“» (2002), «Зелёная тетрадь» (2003). Большая подборка стихов опубликована в томском литературном альманахе «Каменный мост» (2004).

Умерла в Томске в 2005 году. Среди её последних стихов, написанных в Томске, обнаружилась «Старая вечная песенка» с подзаголовком «Вольный перевод с идиш». Почитайте это шутливое стихотворение и представьте, сколько тепла и нерастраченного чувства таилось, может быть, всю жизнь в душе поэтессы и лишь на склоне лет, на пороге смерти было извлечено ею на свет:

Рано утром старый Шолом
Стал умеренно весёлым,
Стал умеренно весёлым — так-то вот.
Он надел свою ермолку,
И собрался втихомолку,
И пошёл туда, куда и весь народ.
А народ шёл в синагогу,
Чтобы помолиться Богу,
И покаяться, в чём грешен — так-то вот.
Но в тот день Шолома ноги
Не дошли до синагоги,
А дошли совсем наоборот…

Похоронена своими родными на кладбище города Асино (Томская область)[7].

Источники:

День Поэзии. 1985 год.: Сборник./ сост. С.С. Лесневский, В.Н. Мальми, художник Владимир Медведев. – М.: Советский писатель, 1986. – 240 с.

Интернет – ресурсы:

ВИКИПЕДИЯ

http://litnik.org/index.php/zabytye-imena/ruf-tamarina  Щепкой в потоке... – Воспоминания Руфь Тамариной