Поэты – фронтовики . Орлов С.С.

Поэты – фронтовики на войне и о войне

Орлов Сергей Сергеевич (1921 – 1977 гг.)

Орлов С.С. Фото Н. Хондогина, конец 1940 — х., начало 50 –х.
Источник изображения http://belozermus.ru/show/bp-gthtgbcrb-c-jhkjdf

После начала Великой Отечественной Войны вступил в истребительный батальон народного ополчения Белозерска, составленного из студентов-добровольцев. Спустя два месяца его направили в Челябинское танковое училище. 17 февраля 1944 года командир взвода тяжёлых танков «КВ» С.С. Орлов 33-го гвардейского отдельного танкового полка прорыва едва не сгорел заживо в танке, следы от ожогов остались на его лице на всю жизнь. Следы ожогов он впоследствии маскировал, отпуская бороду.
Награды:   орден Октябрьской Революции ; орден Отечественной войны II степени (23 февраля 1944) ; медаль «За оборону Ленинграда» ; медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»

Орлов Сергей

***

Живым поверка. Павшим слава.
Салютов гром и тишина.
Победу празднует держава,
Надев цветы и ордена.

И только мальчики с портретов,
Как много лет тому назад,
Не увидавшие Победы,
Со снимков в траурных багетах
На матерей одни глядят. (Источник: Страницы истории нашей. Живопись. Скульптура. Поэзия: Альбом/Автор-составитель А.С. Жукова - М.: Изобразительное искусство, 1988 - 319с.)

Людмила Качаева о Сергее Орлове

РЕКВИЕМ СОЛДАТУ

Сергей Орлов стал известен после выхода в свет его книги «Третья скорость», где было опубликовано стихотворение «Его зарыли в шар земной...» — своеобразный реквием неизвестному солдату, а еще точ­нее — поэтический памятник каждому павшему воину Великой Отечественной.

Основная мысль поэтического реквиема Сергея Орлова — дань памяти погибшим. Они отдали свои жизни, но они живы и бессмертны, так как их пом­нят,— вот что говорит Сергей Орлов этими простыми и высокими строками.

Словесная ткань стихотворения, на первый взгляд, противоречива, так как в ней постоянно соединяется, казалось бы, несоединимое — несоединимостью не слов даже, а обозначаемых словами подробностей. «Его зарыли в шар земной...» — несоответствие кон­кретного действия, погребения убитого, укрытие тела в земле и представления этой земли как Земли, зем­ного шара, всей планеты, которая приняла тело воина, становится камертоном, определяющим всю стилис­тику произведения. Оказывается, что тот, кого «зарыли в шар земной»,— «простой солдат», без званий и на­град, но, по мысли автора, именно ему, каждому простому солдату, достойным его бессмертия памят­ником только и может быть шар земной — «как мав­золей», поставленный на миллион веков среди «Млеч­ных Путей». И в то же время реальная земля, как мать, приняла, укрыла своего любимого сына — так зримо-конкретны «рыжие скаты» солдатской могилы. И теперь великая сила Земли — природа охраняет покой воина («тучи спят»), отдает ему скорбный салют («грома гремят») и поет вечную славу («ветра разбег берут»). И все-таки бессмертен солдат до тех пор, пока его помнят, пока жив он в памяти людей, друзей, к которым обращается автор в первом четве­ростишии, чьими руками — «руками всех друзей» — положен в шар земной, как в мавзолей, простой рус­ский парень, смертью поправший смерть.

Все просто и сложно, пронзительно-скорбно и просветленно-торжественно... Как же получилось, что шестнадцать простых строк выразили целую филосо­фию поэта, оказались в дальнейшем не отторжимыми от имени Сергея Орлова и даже в какой-то степени определили всю его поэтическую судьбу? А случилось так потому, что Сергей Орлов просто не мог не напи­сать этих строк,— они вырвались из его души, оказа­лись исходом, результатом всего им пережитого, выстраданного и высказанного прежде.

Молоденький ополченец 1941 года, «лейтенант в неполных двадцать лет», командир танкового взвода с пробитым пулей комсомольским билетом, горевший в танке, уцелевший и несломленный, Сергей Орлов по праву назвал себя «Гомером гвардейского полка». Он поистине выстрадал в боях свою поэзию, сумел спасти ее среди «тьмы огня»:

Я порохом пропахнувшие строки
Из-под обстрела вынес на руках. («Пускай в сторонку удалится критик...»)

Он в любую минуту сам готов был отдать жизнь за Родину:

А окружит враг проклятый,
Не прорваться из кольца,
Ты спасешь меня, граната,
От позорного конца. («Граната»)

В боях он терял друзей, и обряд их погребения отдавался скорбью в его стихах:

Мы ребят хороним в вечерний час,
В небе мартовском звезды зажглись...
Мы подняли лопатами белый наст,
Вскрыли черную грудь земли... («Карусель»)

Он не мог смириться с безвестностью погибших; в нем все протестовало против возможности их заб­вения:

Адресов в планшете не нашли,
Слез никто не обронил под вечер,
Холмик рыжей, глинистой земли,
Не спеша, насыпали на плечи.
И ушли... А в небе тучка шла
И неслышно, будто мать над сыном,
Словно слезы, скорбна и светла,
Уронила крупные дождины. («Он ничьих не называл имен...»)

И в послевоенные годы, в дни мира, Сергей Орлов в своих поэтических произведениях постоянно воз­вращался к годам огненной молодости его поколения, вновь отдавая дань памяти погибшим:

На закате окончился танковый бой.
Грохотали моторы.
Вдали догорали «пантеры»...
Прокатилась
По синему небу
Над черной землей
И упала
На столбик сосновый
Звезда из фанеры. («После боя»)

Много прекрасных стихотворений еще написал Сергей Орлов. Но главная песня — «Его зарыли в шар земной...». И вот что кажется сейчас особенно примечательным: простой солдат Сергея Орлова, чье имя неизвестно, чей подвиг бессмертен, встал в один ряд с «убитым подо Ржевом» таким же простым солдатом Александра Твардовского. А далее — уже в наши дни — реквием продолжается: мы все живем сейчас «на земле доброй за себя и за того пар­ня», и «в памяти нашей все они живы... все... все... все...»!

Орлов Сергей

***

Вот человек - он искалечен,

В рубцах лицо. Но ты гляди

И взгляд испуганно при встрече

С его лица не отводи.

Он шел к Победе, задыхаясь,

Не думал о себе в пути,

Чтобы она была такая:

Взглянуть - и глаз не отвести!

(К картине Коржева Г.М. «Следы войны»)

(Источник: Страницы истории нашей. Живопись. Скульптура. Поэзия: Альбом/Автор-составитель А.С. Жукова - М.: Изобразительное искусство, 1988 - 319с.)

Орлов Сергей

***

В танке холодно и тесно.
Сыплет в щели снег пурга.
Ходит в танке тесном песня
Возле самого врага.

Крутит мерзлыми руками
Ручки круглые радист.
Из Москвы, должно быть, самой
Звуки песни донеслись —

Через свист и вой снарядов,
Через верст несчетных тьму.
В песне той живет отрада
Во высоком терему...

Хороша та сказка-песня,
Но взгрустнул водитель наш:
«К милой я ходил на Невский,
На шестой, друзья, этаж...

И пока гремят снаряды,
Горизонт за Мгой в дыму,
В Ленинград к моей отраде
Нету ходу никому...

Вот пойдем, прорвем блокаду,
Путь откроем в город наш, —
Закачусь к своей отраде
На шестой, друзья, этаж!»

А певец поет, выводит,
Так и хлещет по сердцам...
К ней никто не загородит
Путь-дорогу молодца! 1943

Орлов Сергей

ЭТО БЫЛО 19 МАРТА 1943 ГОДА

Над Ладогою шла весна.
Был март. И снег ложился мокрый
На сосны ветреные, на
Весь приозерный дикий округ.

С пяти до десяти была
Артподготовка. Сосны срезав,
Передний край врага мела
Гроза огнем, свинцом, железом...

Сигнал атаки прозвучал
Открытым текстом в шлемофонах,
И лес разверзся, зарычал
И двинул вдаль слонов по склонам.

Белы, приземисты и злы,
Они полезли на высоты,
Ломая тяжкие стволы,
И вслед за ними шла пехота.

Так высота взята была.
И вылез командир из башни,
Взглянул — сожженная дотла,
Земля лежала правдой страшной...

На ней святая кровь друзей.
И командир, смежив ресницы,
Подумал горько, что на ней
И колос, может, не родится.

Орлов Сергей

КАРБУСЕЛЬ

Памяти  товарищей, погибших  под Карбуселью

Мы ребят хоронили в вечерний час,
В небе мартовском звезды зажглись...
Мы подняли лопатами белый наст,
Вскрыли черную грудь земли.

Из таежной Сибири, из дальних земель
Их послал в этот край народ,
Чтобы взять у врага в боях Карбусель
Средь глухих ленинградских болот.

А была эта самая Карбусель —
Клок снарядами взбитой земли.
После бомб на ней ни сосна, ни ель,
Ни болотный мох не росли...

А в Сибири в селах кричат петухи,
Кедрачи за селом шумят...
В золотой тайге на зимовьях глухих
Красно-бурые зори спят.

Не увидеть ребятам высоких пихт,
За сохатым вслед не бродить.
В ленинградскую землю зарыли их,
Ну, а им еще б жить да жить!..

Прогремели орудия слово свое,
Иней белый на башни сел.
Триста метров они не дошли до нее...—
Завтра мы возьмем Карбусель! 1943

Орлов Сергей

ОТДЫХ

Качаясь от усталости, из боя
Мы вышли и ступили на траву
И неправдоподобно голубое
Вдруг небо увидали наяву.

Трава была зеленой и прохладной,
Кузнечик в ней кощунственно звенел,
А где-то еще ухали снаряды
И «мессершмитт» неистово гудел.

Так, значит, нам на сутки отпустили
Зеленых трав и синей тишины,
Чтоб мы помылись, бороды побрили
И посмотрели за неделю сны.

Они пройдут по травам невесомы,
Пройдут и сядут около солдат,
О мирном крае, о родимом доме
Напомнят и в тиши поговорят.

Мне тоже обязательно приснится
Затерянный в просторах городок,
И домик, и, как в песне говорится,
На девичьем окошке огонек,

И взор твой незабвенный и лукавый,
 Взор любящий, навек моей судьбы...
Танкисты спят, как запорожцы, в травы
Закинув шлемы, растрепав чубы... 1944

Орлов Сергей

СМОТРОВАЯ ЩЕЛЬ

В машине мрак и теснота.
Водитель в рычаги вцепился...
День, словно узкая черта,
Сквозь щель едва-едва пробился.

От щели, может, пятый час
Водитель не отводит глаз.

А щель узка, края черны,
Летят в нее песок и глина,
Но в эту щель от Мги видны
Предместья Вены и Берлина, 1944

Орлов Сергей

РАССКАЗ СОЛДАТА

Мне вовек не забыть ту пору,

Был тогда я еще юнцом,

Но солдатом, нюхавшим порох,

Защищал над Невою город

И срывал блокады кольцо.

Разве вспомнишь все про блокаду?

Девятьсот ее дней горят,

Как скрижали мужества. Надо

Их читать со всем Ленинградом,

Я же был лишь его солдат

В январе много лет назад.

...Был по ротам и батальонам

Нам зачитан приказ — и вот

Клич по фронту пошел поименный,

Ни в один устав не внесенный, —

Коммунисты идут вперед!

И пошли вперед коммунисты,

Честью этою дорожа,

Над землей огневой и мглистой

Первый в грудь принимая выстрел,

И качнулась земля, дрожа.

Дым окутал Воронью гору,

Грянул гром из тыщи стволов,

Взвыли танковые моторы,

И глядел легендарный город

На работу своих сынов.

На снегу, кипящем от стали,

Встал весь фронт, как один солдат.

Как мы верили — день настанет!

Как мы часа этого ждали —

Знает только лишь Ленинград.

На прямую наводку пушки

На руках расчеты несли.

Водрузив на спину катушки,

Связь тянули связисты. Катюши

Били с ходу огнем ревущим,

Пулеметы землю мели.

Не какой-то отдельный гений

Этот день в штабах начертал,

А народ с великим терпеньем

Сам готовил его в сраженьях,

В непомерных своих лишеньях

Сам победу эту ковал.

И теперь, когда жарким светом

Вновь горит салют на Неве,

Я-то знаю — над парапетом

Хоть одна да летит ракета

И за наш экипаж КВ.

Город празднует, веселится,

Золотой рассыпает дождь.

И, наверное, за границей

Кой-кому при этом не спится,

Кто-то злобствует. Ну так что ж!

Было дело в сорок четвертом,

Нам не грех вспомянуть о том, —

Как мы доты сметали к черту,

Как завидовал немец мертвым

И с ума сходил под огнем.

Как на город сошла минута

Тишины победных годов

После дней тех блокадных, лютых.

Как народ громыхал салютом

Сам себе изо всех стволов.   1948

Орлов Сергей

***

Как стога стоят снега,
Временный вокзал сосновый.
Станция такая — Мга.

Вспоминаю: Это слово
Раненый твердил в бреду.
В сорок памятном году
Кровь алела на снегу.
Шел он с ротою на Мгу.
Снайпера за Черной речкой,
А у танка настежь люк,
Дыма синие колечки
Из глушителей...

И вдруг
Опускается механик,
Стукнул дизель и умолк...

Станции лесной названье
Получил наутро полк.
Бредил парень в медсанбате,
Но когда в вечерний час
Диктор из Москвы палате
Зачитал о Мге приказ —
Вытянулся, строг, спокоен,
Щеки смертный снег замел,—
Видно, вплоть до смерти воин
Танк на Мгу упорно вел.
Смерть всю ночь его душила —
Не сдавался нипочем,
И ему хватило силы
В эту Мгу войти с полком. 1948

Орлов Сергей

ГВАРДЕЙСКОЕ ЗНАМЯ

Мы становились на колени
Пред ним под Мгой в рассветный час
И видели — товарищ Ленин
Глядел со знамени на нас.

На лес поломанный, как в бурю,
На деревеньки вдалеке
Глядел, чуть-чуть глаза прищуря,
Без кепки, в черном пиджаке.

Гвардейской клятвы нет вернее,
Взревели танки за бугром.
Наш полк от Мги пронес до Шпрее
Тяжелый гусеничный гром.

Он знамя нес среди сражений
Там, где коробилась броня,
 И я горжусь навек, что Ленин
В атаки лично вел меня. 1953

Орлов Сергей

***

Я в сорок третьем был комсоргом роты,
Был, вел учет и взносы собирал.
И перед боем подо Мгой в болотах
Собраниями начинал привал.
Когда, проверив в сотый раз моторы,
Ребята спали, мы, урезав сон,
Сходились молча без речей, без споров
На пять минут — таков уж был закон.
Лесные комсомольские собранья —
Их посещала Родина сама,
Их окружали стывшие в молчанье
Пятидесятитонные грома...
И каждый раз я как комсорг терялся,
Молчал, цигарка догорит пока,
Собранье закрывал и отправлялся
Уже один к секретарю полка.
Комсорги рот, мы все сходились вместе
(А полк уж спал)  на целых пять минут,
На пять минут задерживались здесь мы,
А через час ракеты ночь взорвут.
Как дорог сон, как валит с ног усталость,
Но впятером курили мы средь тьмы:
Нам эта привилегия давалась,
И ею честно дорожили мы.   1956

Орлов Сергей

ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ ТОМУ НАЗАД

В земле по грудь под Ленинградом
Шестнадцать лет тому назад
Под пулей, бомбой и снарядом
Стоял у Лигова солдат.

По вражьим выкладкам бесспорным
Он трижды был в тот день убит,
И уцелевшим танкам в город
Был с ходу путь прямой открыт.

С крестом на башне, с пушкой в душу
Пошел, как будто на парад,
До моря потрясая сушу,
Немецкий танк на Ленинград.

А самых храбрых нету рядом:
Они еще с утра легли...
Солдат окинул долгим взглядом
Огонь небес в дыму земли.

Резерв последний полководца,
Один из роты, рядовой —
Как в гимне партии поется:
«Ни бог, ни царь и не герой», —

Он встал на бруствере траншеи,
Зажав гранату в кулаке,
О молодости не жалея,
В разбитом дачном городке.

Ударил столб огня под траки,
И захлебнулся на камнях
Вал бронированной атаки
От Ленинграда в трех шагах.

Примолк железный гул орудий...
Пилоткой пот отер солдат...
А мир считал: случилось чудо
Шестнадцать лет тому назад.

И кто он был — никто не знает,
Не заявил он сам о том,
Но только в сорок пятом, в мае,
О нем гремел победы гром.

И слава ходит по Союзу,
И подвиг этот не забыт,
А сам солдат пока не узнан,
Никем в народе не открыт.

Он жив, он с нами рядом, вот он!
И он сейчас наверняка
В трамвае ездит на работу,
Пьет в праздник пиво у ларька. 1957

Орлов Сергей

***

Мы для костров рубили топором

В землянках все, что было нашим бытом.

Разогревали масло над костром,

Настраивали рации открыто.

Чехлы срывали с пушечных стволоз,

Делили водку, заводили танки,

А над семлей в ту ночь огнем мело,

Ревело небо перед днем атаки.

И кто из нас тогда подумать мог,

Что вспомнят через два десятилетья

И эту ночь, и день, пришедший в срок,

И праздником страна его отметит.

Кто мог подумать и вообразить,

Что будут оды и статьи в газетах.

Минуты не было, чтоб покурить,

Не то чтобы еще мечтать при этом.

Дрожала из конца в конец земля,

День занимался над равниной белой,

Как трубы, грохотали дизеля,

Сталь на морозе колоколом пела.   1965

Орлов Сергей

НЕВСКАЯ ДУБРОВКА

Б. Пидемскому

Мы с товарищем бродим по Невской Дубровке,

Два довольно-таки пожилые хрыча,

Будто мы разломили на круг поллитровку,

Мы с товарищем плачем и солдатские песни поем...

Вот он, берег Невы сорок первого года.

Двадцать лет поднималась и жухла трава,

Шли   дожди   и  снега,   лишь  одна  оставалась  пехота, —

Та, что в берег вцепилась, от дивизии рота

В сорок первом году, ни жива, ни мертва.

Вспоминает полковник лейтенантское звание,

Вспоминает о Женьке, санитарке глазастой, —

Как она полоскала рубашку свою и рвала,

как ромашку, для раненых,—

И смеется, как будто бы вспомнил о счастье.

А в траве земляника пылает на брустверах,

И солдаты лежат между ржавыми минами,

И, наверное, Женька — красавица русая —

Пулеметом порубана, где-то рядышком, милая.

Вспоминает полковник, а земля исковеркана,

Двадцать лет ничего на земле не разгладили,

Да и мы — как земля, — наша память, наверное,

Будет тоже, как эта земля, вечно в ссадинах.

На шоссе ждет машина нас, зря надрывается.

От воронки к воронке над траншеями медленно

В бой на Невской Дубровке от земли отрываются

Пять солдат с лейтенантом, из роты последние,

Ничего нет вокруг, но велением памяти

Мины рвут тишину, лейтенант чертыхается,

И солдаты встают... Воздвигается памятью памятник,

Там, где нету его, но стоять ему там полагается.

А вокруг — мирный луг, а вокруг — жизнь нормальная.

По Неве к Валааму плывет теплоход, полон песнями.

Но сердца, словно компасов стрелки над аномалией,

Бьют о ребра вовсю, будто тесно им, тесно им.

А водителю Вите лет двадцать, не более,

Столько, сколько нам в армии было когда-то.

Он включил себе радио, не идет с нами в поле,

Наши слезы и песни ему непонятны.

Что ему это поле, — как нам Куликово, не боле!..

Хлещет радио джазами над погостом в костях и металле.

Мы с товарищем, с нашею славою, с болями,

Эпопеей для Витьки, историей стали.

Только мы не история, мы в нее не годимся, —

В нас ликуют и плачут железные годы,

И живут там солдаты, и хрипят:  «Не сдадимся!»,

Делят хлеб и патроны у бездомного брода.

Делят хлеб и патроны, разгружают понтоны.

Нам бы надо обидеться на курносого Витю,

Но у жизни есть горя и счастья законы,

Наше — нам, юность—юным, и мы не в обиде.

И зачем ему, Витьке, за нас нашей памятью мучиться.

Ах, зачем, все равно у него не получится.

Свищут птицы, горит земляника на брустверах,

Полон  Витька  к   истории   благодарности   и   уважения:

Он глядит на шоссе и на девочек в брючках, без устали

Мчащих велосипеды вдоль древнего поля сражения.   1960

Орлов Сергей

***

В заздравной дате государства,

Отмеченной календарем,

Еще дымится снег январский,

Кинжальным вспоротый огнем.

Еще цветет над Ленинградом

Салют, качается в глазах

Во имя снятия блокады,

На улицах и площадях.

Не все, что было, бронзой стало

И медью литер прописных,

Хотя уже, как зубров, мало

Участников боев живых.

И тех блокадников, которым

За девятьсот ночей и дней

С тех пор обязан жизнью город

И ратной славою своей.

Все то, что было, — с ними рядом.

Им кажется — еще вчера

На Невском падали снаряды,

Звенели в небе «мессера»,

В снегу по пояс шла пехота,

Жизнь хлебным мерилась пайком,

Но им не то что нет охоты

Сегодня вспоминать о том,

А нечего добавить словом

К молчанью павших дорогих,

Где снег, не ведая о славе,

Летит из года в год на них.

В соседях ближних, в землях дальних

Сильнее слов любых гремит

Молчание мемориальных

Гранитных пискаревских плит...   1968

Родился в селе Мегра (ныне Вологодской области). Отец Сергей и мать Жанна были сельскими учителями. Стихи писал с детства. Его детское стихотворение «Тыква и три огурчика» отмечено на Всесоюзном конкурсе стихотворений школьников в 1938 году. Оно было целиком приведено в статье К. И. Чуковского в газете «Правда», а также 4 строчки из него поместил в своей книге «От двух до пяти».

Печатался в районной газете. В 1940 году поступил на исторический факультет Петрозаводского университета…

В 1946 году вышла вторая книга стихов Орлова «Зоров Илья», привлекшая внимание к поэту.

В 1954 году окончил Литературный институт им. А. М. Горького. C 1958 года входил в состав правления СП РСФСР. Заведовал отделом поэзии в журнале «Нева», был членом редколлегии журнала «Аврора».

Совместно с М. А. Дудиным он написал сценарий фильма «Жаворонок» (1964), посвящённый подвигу танкистов, оказавшихся в плену на территории Германии.

В 1970 году Орлова ввели в секретариат правления СП РСФСР, и он переехал в Москву. Позднее поэт стал членом комитета по присуждению Ленинских и Государственных премий. Книга «Костры», которая составлялась Орловым как итоговая, вышла уже после его смерти (1978).

Умер в Москве 7 октября 1977 года. Похоронен в Москве на Кунцевском кладбище

Источники:

День Поэзии. 1985 год.: Сборник./ сост. С.С. Лесневский, В.Н. Мальми, художник Владимир Медведев. – М.: Советский писатель, 1986. – 240 с.

Интернет – ресурсы:

http://ruspoeti.ru/aut/orlov - ЗДЕСЬ стихи Сергея Орлова