Поэты – фронтовики. Друнина Ю.В.

 Поэты – фронтовики на войне и о войне

Друнина Юлия Владимировна (1924 – 1991 гг.)

      Юлия Владимировна Друнина (10 мая 1924 — 21 ноября 1991) — воевала в годы Великой Отечественной войны, русская советская поэтесса. Секретарь СП СССР и СП РСФСР. Народный депутат СССР. Подробнее о ней http://pomnipro.ru/memorypage1300/biography

После начала Великой Отечественной войны, в семнадцатилетнем возрасте Юлия Друнина записалась в добровольную санитарную дружину при РОККе (Районное общество Красного Креста), работала санитаркой в глазном госпитале. Окончила курсы медсестер. В конце лета 1941 года, с приближением немцев к Москве, была направлена на строительство оборонительных сооружений под Можайском. Там, во время одного из авианалетов, она потерялась, отстала от своего отряда, и была подобрана группой пехотинцев, которым была очень нужна санитарка. Вместе с ними Юлия Друнина попала в окружение и 13 суток пробиралась к своим по тылам противника. Именно в этом пехотном батальоне — вернее, в той группе, что осталась от батальона, попавшего в окружение, — Юля встретила свою первую любовь, самую возвышенную и романтическую. В стихах и в воспоминаниях она называла его Комбат — с большой буквы, но нигде не упоминала его имени, хотя память о нём пронесла через всю войну и сохранила навсегда. Уже в самом конце труднейшего пути, при переходе линии фронта, когда в группе оставалось всего 9 бойцов, командир батальона подорвался на противопехотной мине. Вместе с ним погибли ещё двое бойцов, а Друнину сильно оглушило.

Оказавшись снова в Москве осенью 1941, Юлия Друнина вскоре вместе со школой, в которой директором был её отец, была эвакуирована в Сибирь, в Заводоуковск. Ехать в эвакуацию она не хотела и согласилась на отъезд только из-за тяжелобольного отца, перенесшего в начале войны инсульт. Отец умер в начале 1942 года на руках дочери после второго удара. Похоронив отца, Юлия решила, что больше её в эвакуации ничто не держит, и уехала в Хабаровск, где стала курсантом Школы младших авиационных специалистов (ШМАС)…

По прибытии на фронт Юлия Друнина получила назначение в 667-й стрелковый полк 218-й стрелковой дивизии. В этом же полку воевала санинструктор Зинаида Самсонова (погибла 27 января 1944 года, посмертно удостоена звания Героя Советского Союза), которой Друнина посвятила одно из самых проникновенных своих стихотворений «Зинка».

В 1943 году Друнина была тяжело ранена — осколок снаряда вошел в шею слева и застрял всего в паре миллиметров от сонной артерии. Не подозревая о серьезности ранения, она просто замотала шею бинтами и продолжала работать — спасать других.

После лечения Друнина попала в 1038-й самоходный артиллерийский полк 3-го Прибалтийского фронта. Воевала в Псковской области, затем в Прибалтике. В одном из боев была контужена и 21 ноября 1944 года признана негодной к несению военной службы. Закончила войну в звании старшины медицинской службы. За боевые отличия была награждена орденом Красной звезды и медалью «За отвагу».

Награды Юлии Владимировны:
Медаль «За отвагу» (1944); медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»; Орден Отечественной войны 1 степени (1985); Орден Трудового Красного Знамени; Орден Красной Звезды; Орден «Знак Почёта»

Юлия Друнина:

***

Я ушла из детства в грязную теплушку,
В эшелон пехоты, в санитарный взвод.
Дальние разрывы слушал и не слушал
Ко всему привыкший сорок первый год.

Я пришла из школы в блиндажи сырые,
От Прекрасной Дамы в «мать» и «перемать»,
Потому что имя ближе, чем «Россия»,
Не могла сыскать.

Яков КОЗЛОВСКИЙ

О Юлии Друниной

На днях, перебирая старые бумаги, я обнаружил среди них небольшую школьную тетрадь с уже пожелтевшими страницами: заглянул — а это стихи Юлии Друниной, написанные ее рукой. Мы учились на одном курсе в Литературном институте после войны. Большинство наших сокурсников были вчерашние воины.

Стихи Юлии Друниной еще до публикации ходили в рукописях по Москве. В них были жизненная достоверность, «романтика боя» и суровый лиризм пережитого. Еще они были написаны от первого лица. В них не было безликого «мы»:

Всю жизнь Юлия Владимировна была верна своей юности, своей теме, теме подвига и любви. Когда-то я познакомил ее в Доме кино с Алексеем Каплером.

Она вскоре вышла за него замуж.

Кажется, это были ее самые счастливые годы жизни. У Юлии Друниной оказалась завидная доля поэта: ее стихи пережили автора. Прижизненная слава всегда завидует посмертной.

Юлия Друнина

Зинка (отрывок)

Мы легли у разбитой ели.
Ждём, когда же начнёт светлеть.
Под шинелью вдвоём теплее
На продрогшей, гнилой земле.

- Знаешь, Юлька, я - против грусти,
Но сегодня она не в счёт.
Дома, в яблочном захолустье,
Мама, мамка моя живёт.
У тебя есть друзья, любимый,
У меня - лишь она одна.
Пахнет в хате квашнёй и дымом,
За порогом бурлит весна…

Юлия Друнина

***

Я  только раз видала рукопашный.
Раз наяву. И тысячу — во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно.
Тот ничего не знает о войне. 1943 г.

Юлия Друнина

***

Но ничего прекрасней нет на свете, поверьте,
(А было всяко в жизни у меня!)
Чем заслонить товарища от смерти
И вынести его из-под огня....

Юлия Друнина

НЕ ЗНАЮ, ГДЕ Я НЕЖНОСТИ УЧИЛАСЬ...

Не знаю, где я нежности училась,—
Об этом не расспрашивай меня...
Растут в степи солдатские могилы,
Идет в шинели молодость моя.

В моих глазах — обугленные трубы.
Пожары полыхают на Руси.
И снова нецелованные губы
Израненный парнишка закусил.

Нет! Мы с тобой узнали не по сводкам
Большого отступления страду.
Опять в огонь рванулись самоходки,
Я на броню вскочила на ходу.

А вечером над братскою могилой
С опущенной стояла головой...
Не знаю, где я нежности училась:
Быть может, на дороге фронтовой.

Юлия Друнина

***

Запороло сердце, как мотор,
В нем все чаще, чаще перебои.
До каких же. В самом деле, пор
Брать мне каждый сантиметр с боя?..
Ничего! Кто выжил на войне
Тот не сдаст позиций на «гражданке»!

Юлия Друнина

РЖАВЧИНА

Я любила твой смех, твой голос,
Я за душу твою боролась.
А душа-то была чужою,
А душа-то была со ржою.
Но твердила любовь:
— Так что же?
Эту ржавчину уничтожу! —
Были бури.
И были штили.
Ах, какие пожары были!
Только вот ведь какое дело —
В том огне я одна горела:
Ржа навеки осталась ржою,
А чужая душа — чужою...

Юлия Друнина

ДРУГУ

Сведены брови круто.
Стиснуты зубы плотно.
Жёсток упрямый волос
Над невеселым лбом.
Весь ты какой-то новый,
Сумрачный, неуютный,
Словно большой, добротный,
Но необжитый дом.

Прячешь глаза в ресницы,
Пристальный взгляд заметив.
С ласковою усмешкой
Думаю я не раз:
«Кто же тебя полюбит,
Кто же в тебя вселится,
Кто же огонь засветят
В окнах широких глаз?»

НИКОЛАЙ СТАРШИНОВ

Воспоминания о Юлии Друниной

Юлия Друнина. Студентка Литститута. 1956 г. Фото из семейного альбома дочери

Мы встретились в конце 1944 года в Литературном институте. По­сле лекций я пошел ее провожать. Она ходила в солдатских кирзовых сапогах, в поношенной гимнастерке и шинели. Ничего другого у нее не было. И хотя позже, в 1948 году, писала:

Возвратившись с фронта в сорок пятом,

Я стеснялась стоптанных сапог
И своей шинели перемятой,
Пропыленной пылью всех дорог,

мне казалось, что это нисколько ее не смущало, она привыкла к такой одежде...

По дороге мы читали стихи — то­гда в Литинституте это было приня­то, считалось нормальным. А по­скольку многие стихи были посвя­щены войне, говорили и о фронте.

Потом вдруг перенеслись в дово­енное время. И обнаружилось, что в конце тридцатых годов мы оба ходили в литературную студию при Доме художественного воспитания детей, который помещался в здании Театра юного зрителя. Вспомнили руководителей студии — поэта-переводчика Бориса Иринина, прозаика Исая Рахтанова, студийцев, вспомнили, как нередко пропускали занятия, чтобы посмотреть спектакль...

Это было в конце 30-х.

Теперь нам было по двадцать лет. Она была измучена войной, бледна, худа и очень красива.

Через несколько дней мы сбежали с лекций, и я снова провожал ее. Зашли к ней домой. Она принесла мне тарелку супа. Извинилась, что хлеба у них нет. «А себе?» — спро­сил я. «Да я не хочу!» — ответила она.

Суп был сильно пересолен, имел какой-то необычный серый цвет. На дне тарелки плавали мелкие кусоч­ки картошки. Я съел его с аппети­том...

Через тринадцать лет, когда мы расходились и пошли в ресторан обмыть эту процедуру, она вдруг призналась:

 - Помнишь, как я угощала тебя супом?

 - Конечно!

 — А знаешь, что это было?..

Оказалось, что это был вовсе не суп, а вода, в которой ее мать варила картошку «в мундирах».

 - Что же ты мне этого не сказала тогда же?

 - Мне было стыдно, и я думала, что, если ты узнаешь об этом, у нас могут испортиться отношения.

Смешно, наивно, но трогатель­но...

Юлия Друнина была человеком очень последовательным и отважным. Выросшая в городе, в интел­лигентной семье (отец был директором школы, преподавал историю и литературу, выпустил брошюру о Т.Г. Шевченко), в 1942 году она девчонкой ушла на фронт, в пехоту. В самое трудное время. И в самый неблагоустроенный род войск. Она, медсестра, спасла десятки солдат. Сама была ранена — осколок едва не перебил сонную артерию, про­шел в двух миллиметрах от нее.

После ранения, если признаться честно, не многие рвались на фронт.

Она снова ушла добровольцем. Под обстрел, в холод и грязь. А ведь женщинам, особенно в пехоте, было во много раз тяжелее, чем мужчинам. У них было немало дополнительных трудностей...

Мы были студентами второго курса, когда у нас родилась дочь. Ютились в общей квартире в маленькой комнатке, жили сверхбедно, впроголодь. Теперь жить стало еще труднее. Приходилось продавать одну карточку, чтобы выкупить продукты, которых и так было не густо, и обменять их на другие...

Все трудности она сносила стоически — я не слышал от нее ни одного упрека, ни одной жалобы. И ходила в той же шинели, гимнастерке и сапогах еще несколько лет...

В быту Юля была, как, впрочем, и многие поэтессы, довольно неорганизованной. Хотя могла очень неплохо приготовить обед, если было из чего. По редакциям не ходила. Обычно, узнав, что я или кто-то из ее однокурсников идет в какой-нибудь журнал, просила: «Слушай, занеси заодно и мои стихи...». Даже не знала, где находятся многие редакции, и кто в них работает.

Юлия была красива. Некоторым поэтессам это помогает. Ей чаще всего мешало. В силу ее неуступчивого, бескомпромиссного характе­ра...

Она любила природу, умела писать о ней. Ее пейзажная лирика и стихи о любви завоевали признание широкого круга читателей. А ее фронтовые стихи произвели сильное впечатление в конце войны и сразу после ее окончания.

Помню, как в 45-м мы были у председателя Союза писателей Николая Семеновича Тихонова, как он высоко оценил их. Особенно хвалил «Штрафной батальон» (тогда стихотворение это называлось «Штрафбат»).

Юлия Друнина

***

Дышит в лицо молдавский вечер
Хмелем осенних трав.
Дробно, как будто цыганские плечи,
Гибкий дрожит состав.
Мечется степь — узорный,
Желто-зеленый плат.
Пляшут, поют платформы,
Пляшет, поет штрафбат.
Бледный майор расправляет плечи:
 — Хлопцы, пропьем свой последний вечер!
Вечер. Дорожный щемящий вечер.
Глух паровозный крик.
Красное небо летит навстречу —
Поезд идет в тупик...

Правда, сказал: «Их сейчас, ко­нечно, не напечатают!». И действительно, они впервые были опубликованы десять лет спустя.

В 1958 году Друнина написала:

Я люблю тебя, Армия —
Юность моя!

Да, она любила армию, была пре­дана ей безотчетно, до последнего часа, и стихи ее об армии и о вой­не, такие, как «Я только раз ви­дала рукопашный», «Зинка», «Качается рожь несжатая», «Я ушла из детства», относятся к лучшим образцам нашей военной лирики:

Я только раз видала рукопашный.
Раз — наяву и сотни раз во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.

Причин ее ухода из жизни много. В нескольких строках не объяснишь. Ее удручало и положение в нашей стране (прочитайте ее последнее стихотворение «Безумно страшно за Россию»), и падение авторитета армии, неуважение к ней. Она, фронтовичка, этого вынести не могла.

Судный час или диалог любви в стихах и письмах…

Юлия Друнина и Алексей Каплер

20 ноября 1991 года депутат еще горбаче­вского Верховного Со­вета, поэт Юлия Друнина покончила с собой. Ее дочь Елена Липатникова предоставила не публиковавшие­ся прежде фотографии из семейного альбома. Тогда же дочь рассказала, что на даче в Пахре, где произошла трагедия, на письменном столе лежала подготовленная к печати руко­пись новой книги. Юлия Владимировна сама ее перепечатала, дала и название — «Судный час». Один из разделов книги — «Это ты так полюбила, и я так полюбил...» — представляет собой своеобразный диалог со вторым мужем, Алексеем Каплером. Он был старше ее на 20 лет. К моменту их встречи за его плечами были снятые по его сценариям популярные фильмы и десять лет воркутинских лагерей — расплата за влюбленность в него Светланы Сталиной. Юлия к этому времени была признанным поэтом фронтового поколения, разведенной, с маленькой дочкой.

Нам кажется, что история такой любви непременно заденет струны вашей души, а может быть, и заста­вит о чем-то задумать­ся... Предлагаем ваше­му вниманию сокра­щенный журнальный вариант диалога любви Юлии Друниной и Алексея Каплера.

Юлия Друнина

***

Я не привыкла, чтоб меня жалели,
Я тем гордилась, что среди огня
Мужчины в окровавленных шинелях
На помощь звали девушку — меня.

Но в этот вечер — мирный, зимний, белый —
Припоминать былое не хочу,
И женщиной растерянной, несмелой
Я припадаю к твоему плечу.

Алексей Каплер

***

Моя веточка, ты не можешь себе даже представить, как я тебя жалею! Мы начнем совершенно новую жизнь, в которой будет не так, как раньше, — счастье вперемешку с плохим. Там бу­дет только счастье, там будешь толь­ко ты, как самая умная, самая люби­мая, самая незабываемая женщина. Мне придется побороть свою есте­ственную возрастную и просто дурацкую вздорность, и я понимаю, что это не так легко. И тебе придется в чем-то быть наплевательнее на мои недо­статки. Но главное, главное — я буду видеть тебя, как, например, сейчас, когда открывается дверь — и у меня тебе навстречу распахивается все: глаза, сердце, грудь, руки. Любимая моя, почему я так некрасиво пишу и нет таланта тебе написать все, как оно есть? Почему я не записал, как поют ляги в Коктебеле? Мне кажется, вот это и было бы мое тебе объясне­ние в любви! Как бы я хорошо квакал! Ах, как бы квакал на разные голоса и ритмы! Если только они осенью ква­кают, обязательно запишу. Очень хо­чется по > временам поквакать самому, а тут еще будут профессионалы! И уж мы тебе споем. И позу я приму тоже — иначе никак нельзя. Представь себе человека, который сидит в кресле или стоит у рояля и квакает. А вот присесть на карачки — и все нормально. Жалею тебя ужасно! Ужасно! Какая ты неза­щитная, просто невозможно. Твой веч­ный человеческий раб Васька.

Юлия Друнина

***

Не бывает любви несчастливой.
Не бывает... Не бойтесь попасть
В эпицентр сверхмощного взрыва,
Что зовут  «безнадежная страсть».

Если  в  души  врывается пламя,
Очищаются души в огне.
И за это сухими губами
«Благодарствуй!» шепните Весне.

Алексей Каплер

***

К несчастью, ничего не могу ни сказать, ни сделать, чтобы дошло до тебя. Конечно, я проклинаю эту глу­пость и, если бы мог вернуть время, послал бы всех на свете ко всем мате­рям и не вез постороннего человека из идиотской вежливости. Конечно!

И, конечно, я дрянь человек и так много причинил тебе страданий, нико­гда не понимая в ту минуту, что какая-нибудь ерунда для тебя — совсем не как для обычного человека — жалит. Как же так получается? Из мусор­ного дурака ты сделала меня просто дураком, что-то понявшим в жизни. Я неимоверно люблю тебя, и так в са­мую глубину всегда протыкает меня, когда я смотрю на тебя, и так я гор­жусь тобой, будто ты — мой ребенок и это я тебя родил такую. Что же, черт возьми, как же это совмещается с тем, что я обижаю, идиотски оби­жаю тебя? Не понимаю я. Ничего не могу — только просить тебя о пощаде. Неужели, неужели, неужели нельзя помочь? Неужели ты — такая чут­кая — не можешь понять, что я твой преданнейший, вернейший собака? Неужели? Как можно оторвать родное от родного? Твой человек — всегда и навсегда.

Юлия Друнина

***

Вновь от тебя нет писем,
Тревогам нет конца.
От милых мы зависим,
Как песня от певца.
От милых мы зависим,
Как парус от  ветров.
Вновь от тебя нет писем —
Здоров ли, нездоров?..
Уходит поколенье,
Уходит навсегда.
Уже не в отдаленье
Грохочут поезда —
Они увозят  в вечность
Моих однополчан...
Платком укутав плечи,
Шагаю по ночам
Я от  стола  к постели
И от дверей к окну.
Пиши мне раз в недели
Хотя б строку одну!

Алексей Каплер

***

(Записка в день рождения Ю. Д.)

Поздравляю тебя, чудо, случайная искорка! Есть большой, настоящий счет, который нам дано только редко-редко, да и то не до конца, понять. Но он есть. И по этому счету, моя, наша Прекрасная, Светлая, Одноштучная, кланяюсь тебе в ножки. По этому счету изблизи и не увидишь, а лишь иногда, как вот сейчас, догадаешься только про тебя, кто ты есть. Твой Луса.

Юлия Друнина

***

Ко всему привыкают люди —
Так заведено на земле.
Уж не думаешь как о  чуде
О космическол1 корабле.

Наши души сильны и гибки —
Привыкаешь к беде,  к войне.
Только к чуду твоей улыбки
Невозможно привыкнуть мне...

Алексей Каплер

***

Родная моя, сегодня 8 Марта, я приехал на дачу. Нет у меня ни слов, ни таланта, чтобы рассказать, что я почувствовал, когда вошел в наш дом, когда увидел прорытые тобой до­рожки, и знаки твоего присутствия по­всюду, и пустую кормушку... Все твои птицы улетели — тихо, ни одной ан­гельской души. Я прежде всего кинулся заправлять салом сеточку. Семе­чек нет, и даже белого хлебца не привез. Как странно, противоесте­ственно быть без тебя, моя любимая. Уже утром я нарастрогался в городе, когда слушал, как ты читала стихи, когда смотрел на тебя. У меня сейчас буквально разрывается сердце, и я не могу дождаться твоего возвращения. А это письмецо пусть тут лежит, на даче. Мало ли что, вдруг меня действительно не будет на свете, а ты его прочтешь и вспомнишь, что был такой толстый, противный человек, для ко­торого ты была жизнью.
А ведь я, правда, никогда не ду­мал, что могу так мучительно, до дна любить. Жил дурак дураком.
И что мне делать, чтобы ты была всегда счастлива, чтобы не спуска­лась на тебя тень никогда?

Юлия Друнина

***

Я люблю тебя злого,  в азарте работы,
В дни, когда ты от грешного мира далек,
В дни,  когда в наступленье бросаешь ты роты,
Батальоны, полки и дивизии строк.

Я люблю тебя доброго, в праздничный вечер,
Заводилой,  душою стола, тамадой.
Так ты весел и щедр, так по-детски беспечен,
Будто впрямь никогда не братался с бедой.

Я люблю тебя вписанным в контур трибуны,
Словно в мостик попавшего в шторм корабля,
Поседевшим, уверенным, яростным, юным —
Боевым капитаном эскадры «Земля».

Ты — землянин. Все сказано этим.
Не чудом — Кровью, нервами мы побеждаем в борьбе.
Ты —  земной человек. И,  конечно, не чужды
Никакие земные печали  тебе.
И тебя не минуют плохие минуты —
Ты бываешь растерян, подавлен и тих.
Я люблю тебя всякого, но почему-то
Тот,  последний, мне чем-то дороже других...

Алексей Каплер

***

Девочка моя родная! Вот ты ушла, а я, вместо того чтобы работать, раскрыл книжку твоих стихов и стал чи­тать. Как будто впервые, как будто никогда не знал их — так я плакал над ними, так узнавал ту, что писала их,— удивительную, честнейшую, не­повторимую. Броситься бы сейчас к тебе, рассказать об этом.
Но тебя нет, а когда придешь — смогу ли я объяснить тебе, как заново полюбил, и будет ли у тебя настрое­ние понять это? Кланяюсь тебе в нож­ки, любимая моя, за все, за все. И, прежде всего, за стихи, которые я прочел, сам становясь под их светом лучше. Твой безымянный человек и любитель. Я тебя обожаю (франц.).

Юлия Друнина

***

И когда я бежать попыталась из плена
Глаз твоих,  губ твоих и волос,
Обернулся ты ливнем и запахом сена,
Птичьим щебетом, стуком колес.
Все закрыты пути, все запутаны тропы —
Так за годом уносится год...
Я лечу в пустоту, перепутаны стропы —
Только дольше бы длился полет!

Алексей Каплер

***

Телеграмма из Москвы в Планерское
Сидел дома, занимался, и вот меня выстрелило срочно бежать на теле­граф, сказать, что я тебя люблю, мо­жет быть, ты не знаешь или забыла. Один тип.

Юлия Друнина

***

Кто говорит,  что умер Дон Кихот?
Вы этому,  пожалуйста, не верьте;
Он неподвластен времени и смерти,
Он в новый собирается поход.
Пусть жизнь его невзгодами полна —
Он носит раны словно ордена!
А  ветряные мельницы скрипят,
У Санчо Пансы равнодушный взгляд —
Ему-то совершенно не с руки
Большие,  как медали,  синяки.
И знает  он,  что испокон веков
На благородстве ловят чудаков,
Что,  прежде чем кого-нибудь спасешь,
Разбойничий получишь в спину нож...
К тому ж спокойней дома, чем в седле.
Но рыцари остались на земле!
Кто говорит,  что умер Дон Кихот?
Он в новый собирается поход!
Кто говорит,  что умер Дон Кихот?

Алексей Каплер

***

Прошло еще 6 лет, и я люблю тебя еще сильнее, еще вернее. Давно уже мы стали с тобой одним человеком (который может даже повздорить с самим собой по глупости, но разде­литься, стать снова двумя, не может). Ты обрати внимание, как я обнаглел,— раньше писал только о своих чувствах, а теперь расписываюсь за обоих и не боюсь, что ты опроверг­нешь. Спасибо тебе за все, жизнь моя.

***

5/VIII-74. Вот и еще 5 лет пробежа­ло, и мне пошел восьмой десяток, но я люблю тебя так же верно, так же сильно и так же не устаю удивляться твоему очарованию, любимая!..

Юлия Друнина

***

Ты — рядом,  и все прекрасно:
И дождь, и холодный ветер.
Спасибо тебе, мой ясный.
За то, что ты есть на свете.
Спасибо за эти губы.
Спасибо за руки эти.
Спасибо тебе, мой любый,
За то, что ты есть на свете.
Мы — рядом,  а  ведь  могли бы
Друг друга совсем не встретить...
Единственный  мой, спасибо
За то, что ты есть на свете.

Юлия Друнина

КАК ОБЪЯСНИТЬ?

Как объяснить слепому,
Слепому, как ночь, с рожденья,
Буйство весенних красок,
Радуги наважденье?

Как объяснить глухому,
С рожденья, как ночь, глухому,
Нежность виолончели
Или угрозу грома?

Как объяснить бедняге,
Рожденному с рыбьей кровью,
Тайну земного чуда,
Названного Любовью?

Юлия Друнина

***

А я для вас неуязвима,
Болезни,
Годы.
Даже смерть.
Все камни — мимо,
Пули — мимо,
Не утонуть мне,
Не сгореть.
Все это потому,
Что рядом
Стоит и бережет меня
Твоя любовь — моя ограда,
Моя защитная броня.
И мне другой брони не нужно,
И праздник —
каждый трудный день.
Но без тебя я безоружна
И беззащитна, как мишень.
Тогда мне никуда не деться:
Все камни — в сердце,
Пули — в сердце...

Юлия Друнина

***

Мы любовь свою схоронили,
Крест поставили на могиле.
 - Слава богу! — сказали оба.
Только встала любовь из гроба,
Укоризненно нам кивая:
 - Что ж вы сделали?
Я — живая!

Юлия Друнина

***

Колесам сердца лихорадочно вторят,
Сползает дымок под откос.
Навстречу ли счастью,
Навстречу ли горю
Торопится паровоз?
О, вечная смена разлук и свиданий!
Догоним ли счастье мы, друг?
А может быть,
Счастье и есть ожидание –
Колес и сердец перестук?..

Юлия Друнина

Любовь

Опять лежишь в ночи, глаза открыв,
И старый спор сама с собой ведешь.
Ты говоришь: «Не так уж он красив!»
А сердце отвечает: «Ну и что ж!»

Все не идет к тебе проклятый сон,
Все думаешь, где истина, где ложь...
Ты говоришь: «Не так уж он умен!»
А сердце отвечает: «Ну и что ж!»

Тогда в тебе рождается испуг,
Все падает, все рушится вокруг.
И говоришь ты сердцу: «Пропадешь!»
А сердце отвечает: «Ну и что ж!»

Юлия Друнина

На кургане

Пахнет летом, пахнет мятой,
И над Волгой расстилается туман.
В час вечерний, в час заката
Приходи, мой дорогой, на курган.

Над курганом ураганом,
Все сметая, война пронеслась.
Здесь солдаты умирали,
Заслоняя сердцем нас.

У подножия обелиска
В карауле молодые деревца.
Сядем рядом, сядем близко,
Так, чтоб слышать друг друга сердца.

Мне милее и дороже
Человека нигде не сыскать.
Разве может? Нет, не может
Сердца здесь, на кургане, солгать.

http://yandex.ru/video/search?fiw=0.000493619&filmId=EdFwhODQUXI&text=%22%D0%9F%D0%B0%D1%85%D0%BD%D0%B5%D1%82%20%D0%BB%D0%B5%D1%82%D0%BE%D0%BC%2C%20%D0%BF%D0%B0%D1%85%D0%BD%D0%B5%D1%82%20%D0%BC%D1%8F%D1%82%D0%BE%D0%B9%22&path=wizard Здесь на эти стихи Юлии Друниной и музыку Андрея Петрова Гелена Великанова исполняет песню…

Другие стихи Юлии Друниной

Юлия Друнина

«Сверхчеловеки»

«Сверхчеловеки»!
Их немало
Меж нами, серыми людьми.
И человечество устало
От суперменов, черт возьми!
От тех, кому ничто – другие...
И мне поднадоели «те»,
И мне знакома ностальгия
По уходящей Доброте.
Не позабуду, как когда-то,
Без гордых поз и громких слов
Вошли обычные солдаты
В легенды, песни,
В даль веков.
И не тогда ли клан надменный
Во всей красе раскрылся мне,
Когда иные супермены
Хвост поджимали на войне?..

Юлия Друнина

***

Жестокость равнодушия –
Она
Страшнее, чем бетонная стена.
В кровь об нее мы разбиваем лбы,
Она не слышит попросту мольбы.
Стена из равнодушия –

Она
Не виновата в том, что холодна.

Юлия Друнина

***

И ей богу, просто некогда стареть,
Хоть мелькают полустанками года...
Допускаю, что меня нагонит смерть,
Ну. А старость не догонит никогда!

Юлия Друнина

***

Полжизни мы теряем из-за спешки...
Спеша, не замечаем мы подчас
Ни лужицы на шляпке сыроежки,
Ни боли в глубине любимых глаз.
И лишь, как говорится, на закате,
Средь суеты, в плену успеха вдруг
Тебя безжалостно  за горло схватит
Холодными ручищами испуг:
Жил на   бегу, за призраком в погоне,
В сетях забот и неотложных дел,
А может, лавное, и проворонил,
А может, главное и проглядел.

Юлия Друнина

«Потом...»

Как стремителен жизни поток! –
И куда нам от Времени  деться?
Никогда не бывает «потом» –
Только в это не верится сердцу.
Жизнь начать собираясь вот-вот,
Не заметишь, как песенка спета:
Снег растает, весна промелькнет.
И закатится красное лето.
Все стремительней жизни поток!
Но однажды – странное дело –
Вдруг поверишь: настало «потом»!
... Оказалось, что жизнь пролетела.

Юлия Друнина

***

Ох, эти женские палаты!
И боль обид, и просто боль!
Здесь, стиснув зубы, как солдаты,
Девчонки принимают бой.
Свой первый бой в житейском поле,
А первый – самый трудный бой...
Жизнь раны посыпает солью,
Жизнь болью убивает  боль.

Хирург работает умело,
Над  бедным телом казнь верша.
Но тело все-таки полдело –
Не надломилась бы душа...
Да, я о тех, кто брошен милым,
Чье горе вроде бы весна...

Свет санитарка погасила,
Лежит девчоночка без сна,
А я желаю ей победы:
В одну из самых  злых минут –
Понять, что жалок тот, кто предал, -
Не те, которых предают!

Юлия Друнина

***

Стареют не только от прожитых лет –
От горьких ошибок, безжалостных бед.

Как сердце сжимается, сердце болит
От мелких укоров, глубоких обид!

Что сердце! Порою бетон устает,
И рушится мост  за пролетом пролет.

Пусть часто себя я давала зарок
Быть выше волнений, сильнее тревог –

Сто раз я давала бесстрастья обет,
Сто раз отвечало мне сердце: «О, нет!

Я так не умею, я так не хочу,
Я честной монетой за все заплачу...»

Когда слишком рано уходят во тьму,
Мы в скорби и гневе твердим: «Почему?»

А все очень просто: бетон устает,
И рушится мост – за пролетом пролет...

Друниной Ю.

Наталья Пушкина

Все при дворе заранее готово —
Дворцовый карнавал и хоровод,
На талию Натальи Гончаровой
Царь длань свою державную кладет.
Она в перчатку белую одета,
Рука его, спокойна и ловка.
И вспыхивают быстрые лорнеты,
За Пушкиным следя издалека.
И тают где-то масленно улыбки,
Подкручены посольские усы,
Лишь там, на хорах, вздрагивают скрипки
И охают встревожено басы.
А царь, танцуя, шепчет что-то в ушко,
Ловящее монарший каламбур
И, оживившись, шелестят старушки:
Как, вы еще не слышали? Бонжур!
Каков Дантес!
Ну, что ж, отменный выбор.
Да, юноше, признаться, вкус знаком!
Хорош игрок, да кажется, он выбыл?
Напротив, козырным тузом!
Что Пушкин?
Что ответил?
Как он смеет!
Как может сей предерзостный язык!
Стихи писать изрядно он умеет,
Да почитать монархов не привык.
А во дворце музыка до рассвета.
И до утра шлифует царь паркет.
Державные мерцают эполеты —
Свет крови ждет. Вполне доволен свет.

Из последних стихов Юлии Друниной

Юлия Друнина

ЗАСЛУЖЕННЫЙ ОТДЫХ

Ветераны в подземных
Дрожат переходах.
Рядом — старый костыль
И стыдливая кепка.
Им страна подарила
«Заслуженный отдых»,
А себя пригвоздила
К бесчестию крепко.

Только как позабуду
Отчаянных, гордых
Молодых лейтенантов,
Солдатиков юных?..
Ветераны в подземных
Дрожат переходах,
И давно в их сердцах
Все оборваны струны.

Ветераны в глухих
Переходах застыли.
Тихо плачут монетки
В кепчонке помятой.
Кепка с медью —
Осиновый кол на могиле,
Над могилою юности нашей
Распятой...

Юлия Друнина

***

Живых в душе не осталось мест
Была, как и все, слепа я.
А все-таки надо на прошлом —
Крест,
Иначе мы все пропали.
Иначе всех изведет тоска,
Как дуло черное у виска.

Но даже злейшему я врагу
Не стану желать такое:
И крест поставить я не могу,
И жить не могу с тоскою...

Юлия Друнина

***

Безумно страшно за Россию,
И обоснован этот страх.
Как обескровлен, обессилен
Колосс на глиняных ногах!

Нет, жизнь свою отдать не страшно,
Но что изменится, скажи?
Стоит почти столетье башня
На реках крови, море лжи...

И ОБЕРНУЛАСЬ ЗВЕЗДОЮ…

Юлия Друнина. Народный депутат СССР.
Источник изображения http://www.matrony.ru/planeta-yuliya-drunina

Вы, наверное, видели ее на телеэкране. Оператор часто останавливал камеру на этом сосредоточенном, со следами глубокого внутреннего волнения, порой даже душевного смятения, лице. Народный депутат СССР, поэтесса Юлия Друнина... А потом пришло трагическое известие: Друнина покончила с собой.

Фронтовичка, известный автор стихов о войне, о жизни... Мы попросили рассказать о ней поэта-фронтовика Николая Старшинова, а ее дочь, Елену Липатникову, предоставить нам последние стихи, ведь они полнее всего раскрывают внутренний мир поэта.

Когда эта публикация готовилась к печати, мы узнали, что крымские астрономы Николай и Людмила Черных открыли новую малую планету, получившую порядковый номер 3804, и назвали ее именем поэтессы. «Более всего сожалею,- написала Людмила Ивановна,- что Юлия Владимировна так и не успела узнать о планете. Нет, она не ушла от нас. Она обернулась звездою, и теперь ее имя плывет в вечность, и будет напоминать грядущим поколениям о поэтессе, которая оставила нам свое сердце и свои чудесные, мужественные стихи».