Рождественский канон. Его красота, таинственность и поэзия…

«Свет рождественской звезды…»

(с произведениями русских художников)

Однажды спросили верующего ребенка: Ты действительно веришь, что Бог всемогущ?
 - Верю,— ответил он.
 - Тогда скажи: мог бы сотворить Бог такой большой камень, что Сам не мог бы его поднять?
 - Бог сделал что-то гораздо лучшее,— сказал ребенок.— Он стал Младенцем, чтобы каждый из нас мог взять Его в свои объятия.

   

Рождество Христово. Вишняков Иван Яковлевич и др. 1755 г. Из Троице-Петровского собора. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

«Нас бо ради родися Отроча младо — Превечный Бог...» Эти парадоксальные слова праздничной стихиры приближают нас к тайне Рождества, запечатленного и в слове, и в художественных образах.

Над заснеженным городом, над заброшенной деревней, над холодным лесом и пустынным полем — над всем нашим бесприютным и безгласным миром от земли поднимается, набирая силу, радостное, чистое, звучное «Христос рождается, славите...» рождественского канона. Из бездн безотчетного страха поднимается и над безбрежными просторами агонизирующего мира парит нежная песнь благодарения, хотя для него, как иному может показаться, нет никакой уважительной причины. А меж тем не только человек, но и сама история дивится и ужасается странному таинству Рождества:

 

Рождество. Боровиковский Владимир Лукич. 1790 г. Холст, масло. Тверская областная картинная галерея

Рождеством Христовым само время обратилось вспять, упразднив шедшее от Адама ветхое летосчисление. Пришествием в мир Нового Адама — Господа и Спасителя — обновилось и само время, которым теперь измеряют свои труды и дни все живущие на земле народы: все, совершившееся по Рождестве Христовом, принадлежит уже новой эре, новому творению.

Рождество Христово. Боровиковский Владимир Лукич. Холст, масло. Историко-архитектурный и художественный музей «Новый Иерусалим»

Небесная Церковь не заключается в границах времени, не подчиняется суровой юрисдикции трехмерного пространства, и потому не только рождение вочеловечившегося Бога празднует Церковь Рождеством Христовым, но духовное рождение всякого человека, грядущего в мир, ибо не в Вифлееме только и не только при царе Ироде, но и «на всякое время и на всякий час на небеси и на земли покланяемый и славимый» Господь неизменно рождается в темных яслях и безвестном вертепе просвещаемого верою всякого сердца, Троицей возносимого от небытия к бытию, Словом возводимого от тьмы к свету. Именно это непостижимое таинство — таинство рождения Бога в сердце истосковавшегося, отчаявшегося и измученного человека — воспевается в рождественском каноне.

Явление ангела пастухам. Петровский Петр Степанович (1814-1842). 1839 г. Холст, масло. 213х161. Череповецкое музейное объединение

Рождественский канон составляют ирмосы преподобного Космы Маюмского. На сочинение этого канона автора вдохновила праздничная проповедь одного из величайших отцов Церкви IV в. — святителя Григория Богослова, а именно — его «Слово на Богоявление или на Рождество Спасителя». Поэтическое начало этого Слова стало ирмосом первой песни канона:

«Христос раждается, славите:
Христос с небес, срящите:
Христос на земли, возноситеся:
пойте Господеви вся земля,
и веселием воспойте людие,
яко прославися».

Рождество Христово (Поклонение пастухов). Шебуев Василий Козьмич. 1847 г. Холст, масло. 233 x 139,5 см. Образ для Благовещенской церкви Конногвардейского полка в Петербурге

Святой Косма видит в самом таинстве Рождества таинство встречи («сретения» по-славянски) неба и земли, Божия благоволения и воссылаемого смертным благодарения.
Рождество — день, когда Ветхий Завет, установленный Богом ради приуготовления к пришествию Мессии, встречается с Новым Заветом, который впервые является здесь — в Вифлееме.

Явление ангела, благовествующего пастухам о рождении Христа. Эскиз. Иванов Александр Андреевич. 1850-е. Бумага коричневая, акварель, белила, итальянский карандаш. 26,4 x 39,7 Государственная Третьяковская галерея, Москва

Рождество — праздник не детский, не домашний, не национальный (какими бы семейными и народными обычаями он ни украшался), но праздник вселенский, космический, потому что все Мироздание — от вышних до нижних — ужасается и дивится чуду Боговоплощения, отчего дар славословия, дар песнетворчества приобретает уже, по словам преподобного Космы, «вся земля», которую человек призывает петь для Господа, уподобляясь тем самым и пророку Давиду, видевшему, как твердь земная и все небесные светила хвалят Бога. «Вся земля» поет песнь Спасителю вместе со всеми людьми, и не с одними только людьми, но со всеми «народами» (греческое слово «народы» славянский переводчик представляет как «людие»).

Славословие пастухов. Иванов Александр Андреевич. 1850 г.

Это вселенское празднество обозревается Божиим Оком, которому видны и ведомы концы и начала бытия: «тысяща лет пред очима Твоима яко день вчерашний». Рождеством сочетаются первые дни творения и последние времена его, а сам свиток истории читается здесь, в Вифлееме, где встречаются лета и сроки — от нетленного рождения Сына, «прежде век» совершившегося — прежде самого разделения времен на настоящее, будущее и прошедшее,— до Его воплощения «в последняя» — уже на грани времени и вечности, открываемой Вторым Пришествием.

Рождество Христово. Гагарин Григорий Григорьевич (1810-1893)

Впрочем, рождение Сына от Девы можно именовать «рождением» лишь отчасти (Бог дважды не рождается): это именно воплощение «безлетного» Сына, Чья неподвластность времени и Чье торжество над ним освящает и само время. Отныне освящено не только время, но и все пространство: земля освящена небесным, а небеса — ради страшного и преславного таинства — дивятся земле, приникая к ней с благоговением и любовью. Само же Рождество, совершающееся «в последняя», уже на конец веков, должно было бы погрузить нас в скорбь и уныние последних дней и близкого конца, но рождает в нас — вопреки печальной очевидности — только радость — радость совершившегося между землею и небом примирения, радость согласного славословия, воссылаемого бессловесной, но обретшей глас и дар слова землей и бесчисленными народами...

Поклонение волхвов. Гагарин Григорий Григорьевич (1810-1893)

Об этом поет и это возвещает преподобный Косма в первых двух песнях своего канона.
«Прежде век от Отца
рожденному нетленно Сыну,
и в последняя от Девы
воплощенному безсеменно,
Христу Богу возопиим:
вознесый рог наш,
свят еси Господи». (Песнь третья — это гимн Анны, матери пророка Самуила (1 Царств 2: 1–10). В ирмосе Космы Маюмского представлен центральный образ этого гимна — рог, древний библейский символ могущества, силы, достоинства)

Рождество Христово. Илья Ефимович Репин. 1890, 73×53 см , Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея

В третьей песни таинство вселенское, космическое оборачивается таинством соборного единения людей, составлявших обе Церкви — Церковь Ветхого и Нового Заветов. Церковь Ветхого Завета донесла свой пророческий глас до вертепа Вифлеема, где в ужасе и изумлении умолкли закон и пророки. Пророкам, чья богодухновенная прозорливость уничтожает в умозрении границы времен, грядущее видится с той же отчетливостью, как и сиюминутное. Обозревая ряд библейских пророков, преподобный Косма останавливает свой взор, прежде всего, на великом Исайе, который предрекал, что Мессия должен быть потомком Иессея — отца царя Давида, происходя — по плоти — от семени, «от корени» этого рода.

Поклонение волхвов. Валериан Отмар. 1897 г. Холст, масло, 71 x 66. Оригинал мозаики для храма Спаса на крови

Пророчество Аввакума о Богородице как о Горе Божией, осенённой благодатью свыше (Аввакум 3: 2–19), воплощено в поэтике ирмоса четвёртой песни.

«Жезл из корене Иессеова,
и цвет от него Христе,
от Девы прозябл еси,
из горы хвальный
приосененныя чащи,
пришел еси
воплощься от неискусомужныя,
невещественный и Боже.
Слава силе Твоей Господи».

Рождество Христово. Мозаика по оригиналу И.Ф. Порфирова. Храм Воскресения Христова (Спас на крови), Санкт-Петербург

Пришествием Спасителя должно совершиться — по Исайе — новое таинство вселенского примирения неба и земли, освященного славословием людей и ангелов. Согласное существование всех земнородных, всей твари наступит, когда враждующая тварь примирится, когда волк и ягненок, барс и козленок послушны будут малому дитяти. И это малое дитя — беззащитный Младенец.
«Отроча младо», новорожденный Христос примиряет собою всех живущих на земле, прообразуя тем самым новозаветное благовестие о всеславном торжестве христиан, об их победе над духом розни и вражды, над смертью и тлением. По пророчеству того же Исайи, процветший «из корене Иесеова» жезл станет «знаменем для народов» — знаменем, под которым все народы соединятся и соберутся, составив побеждающую Крестом Вселенскую Церковь.

Рождество Христово. Художник К.В. Лебедев (1952-1916)

И здесь, в ирмосе четвертой песни, гимнограф сочетает пророчество Исайи с иным пророчеством, Аввакумовым: Аввакум предвидел пришествие Спасителя от горы, осененной чащею («из горы... приосененныя чащи»): мистический образ горы, соединяющей земное и небесное, вновь возвращает нас к догматической основе канона — и многообразно повторяемой мысли о Рождестве как о таинстве всецелого и вселенского примирения.
Пятый библейский гимн взят из книги Исаии (26: 9–20), в которой пророк из глубины ночного мрака (символ человеческого мира зла и греха) приветствует грядущий рассвет как образ пришествия Христа, дающего людям мир с их Создателем и свет познания истинного Бога-Отца:
«Бог сый мира, Отец щедрот,
великаго совета Твоего Ангела,
мир подавающа послал еси нам:
Тем богоразумия
к свету наставльшеся,
от нощи утренююще,
славословим Тя Человеколюбче»

Поклонение волхвов. Художник К.В. Лебедев (1952-1916)

В ирмосе пятой песни преподобный Косма называет Спасителя «Богом мира», донося до нас одно из боговдохновенных определений, которыми почтил Творца Исайя, пытавшийся определить Неопределимого, описав совершенства Неописанного. И Его, «Бога крепкого, Отца вечности, Царя мира», подобает, по слову песнописца, славить «от нощи утреннююще» — ранним рассветным утром, сразу после ночи. Утром после ночи надлежит славить Спасителя — утром после великой и светоносной ночи Рождества; утром, когда свет Христов, просвещающий всех, прогоняет тьму языческого ослепления и ложного знания, надмевающего ум; утром, когда сокрушены бесчувственные идолы безумных идеологем; утром, когда рассыпались в прах химеры утопических надежд на «лучшее будущее», потому что нет и не может быть будущего, которое прекрасней настоящего: настоящее прекрасно сейчас, пока мы живы, пока еще можем приносить Богу благоприятную жертву благодарения, славя Того, Кто древле показал отцам нашим и ныне нам показывает свет боговедения, которым просвещается вся тварь, весь мир и все народы.

Рождество Христово. Васнецов Виктор Михайлович. 1885-1896. Росписи Владимирского собора в Киеве

Замечательный пример тропаря-метафоры представляет ирмос шестой песни в его поэтической интерпретации шестого библейского гимна — молитвы пророка Ионы (Книга Ионы 2: 3–10). Как пророк чудесным образом избежал тления и смерти, на три дня оказавшись в брюхе кита, так и Сын Божий Иисус, родившись от Девы Марии, непостижимо сохранил Её девство:
«Из утробы Иону младенца
изблева морский зверь,
якова прият:
в Деву же всельшееся Слово
и плоть приемшее,
пройде сохраньшее нетленну:
егоже бо не пострада истления,
Рождшую сохрани неврежденну».

Рождество Христово. М.В. Нестеров. 1890-1891 гг. Бумага на картоне, гуашь, золото. 41 x 31. Эскиз росписи алтарной стены южного придела на хорах Владимирского собора. Государственная Третьяковская галерея

В новом мире Евангелия все ново, и пророческий ряд, составляемый Исайей и Аввакумом, дополняется Ионой, который и в старости своей представляется песнописцу «младенцем», неврежденно вышедшим из чрева китова и тем самым давшим прообраз рождения Сына от Девы: Боговоплощением целомудренно освящается все земное — и зачатие, и рождение, и ясли новорожденного, и пелены Его.
Тропарь ирмоса восьмой песни — также метафора. Он прославляет Бога, чудесно сохранившего Марию от опаления огнём божественной природы Её Сына так же, как прежде сохранил трёх юношей в бушующем пламени печи вавилонской:
«Чуда преествественнаго
росодательная изобрази пещь образ:
не бо яже прият палит юныя,
яко ниже огнь Божества
Девы, в нюже вниде, утробу.
Тем воспевающе воспоем:
да благословит тварь вся Господа,
и превозносит во вся веки».

Рождество. Поклон мудрецов. М.В. Нестеров. 1903 г. Фрагмент росписи северной стены церкви во имя благоверного князя Александра Невского

Вдохновенное песнопение ветхозаветных пророков дополняется, наконец, и великим гимном свободе, воспеваемым — вслед за песнью «младенца» Ионы — тремя отроками, которых вера сохранила неврежденными и в огненной печи: лишь верою, молитвою и любовью возможно победить и жестокую стихию всепожирающего пламени. Огонь любви попаляет грех, но просвещает весь мир и всю тварь, которая, по слову молитвы, «живится», живет Святым Духом — Духом Отца, любовью приносящего миру, всем народам и всей твари в жертву Единородного Сына, примиряющего Крестом землю и небо, собирающего Евангелием расстоящаяся воедино. Об этом — ирмос восьмой песни канона, где к благодарному пению всех людей присоединяется хвала обновленной и освобожденной от мучительства твари: «Да благословит тварь вся Господа и превозносит во вся веки».

Рождество Христово. Литография Е. Фесенко. 1911

И, наконец, апофеоз рождественского славословия — девятая песнь канона с ее дивным, глубочайшего смысла исполненным ирмосом «Таинство странное вижу и преславное...»:
«Таинство странное вижу
и преславное:
небо, вертеп:
престол херувимский, Деву:
ясли, вместилище,
в нихже возлеже
невместимый Христос Бог,
Его же воспевающе величаем».
Ирмос девятой песни передаёт восхищение песнописца от созерцания дивной мистерии — явления Неба на земле при рождении Спасителя:

Рождество Христово. Попов П.

Бог нисходит долу, устанавливая ненарушимое согласие между земным и небесным; ангельские силы, приникая к земле, ее освящают. Сама земля становится храмом Божества; вертеп, принявший родившегося Христа,— небом, а Дева, Его родившая,— престолом херувимским. Вновь соединяются концы и начала бытия, когда песнописец обращает нас к бывшему «прежде век» — к предвечному совету Троицы, устраивающей наше спасение, а само спасение оказывается совершающейся уже на земле историей обретения утраченного грехопадением рая.
Таинство Рождества — это таинство полного и всецелого примирения земли и неба, примирения Бога и человека, таинство, предвозвещающее Пасху, потому что вифлеемское приношение будет принято на Голгофе, а младенческие ясли, принявшие Пречистое Тело Бога и Спасителя, обернутся светоносным гробом, который примет Погребенного и — не удержит Его.
Свет Рождества будет сиять и в Фаворском свете Преображения, и в нетварном свете Воскресения, и в невечернем свете Царствия Небесного, незаходимо сияющем в Новом Иерусалиме — граде Божием, который по кончине времен примет всех святых — праведников и мучеников: в Новом Иерусалиме «новое небо и новая земля» будут наследовать славу той небесной земли, которую Сын Божий почтил всеславным Своим Рождеством и всесветлым Своим Воскресением.

Источники:

Газизов О. «Пойте Господеви вся Земля…»./ О. Газизов.// Наука и религия. – 1998, №8. – с.28-29

http://nativitas.ru/heirmoi-NatDei - сайт Храма Рождества Пресвятой Богородицы (при Санкт-Петербургской государственной консерватории имени Николая Андреевича Римского-Корсакова)

http://www.ippo.ru/ipporu/article/rozhdestvo-hristovo-v-russkoy-zhivopisi-201464 Императорское Православное Палестинское Общество (с этого сайта изображения картин русских художников)