Слово реставратора С.В. Ямщикова (1938 – 2009 гг.) о красоте

Слово реставратора С.В. Ямщикова (1938 – 2009 гг.) о красоте русских икон

"Вижу просветленные лики России"

Богоматерь Подкубенская. Школа или худ. центр: Ростов. Первая треть XIV в. 147 × 101 см. Вологодский гос. историко-архитектурный и художественный музей-заповедник, Вологда, Россия

«…духовное в народе никогда не умирало. В самые трудные годы, в войну люди тянулись к религии, к Богу… Россия не умерла, несмотря ни на что, духовное главенствует. Я понимаю, одной духовной пищей сыт не будешь, но без нее и физическая не впрок».

«Я благодарен судьбе, что большая часть моей жизни прошла не в кабинетах, не в мастерской, не в институте реставрации, где я работаю теперь, а в гуще народа. Бог дал мне не просто повидать как заезжему туристу земли, где были созданы уникальные постройки. Экспедиции по Рязанской, Вятской, Новгородской, Псковской областям, и особенно многолетняя работа на севере — в Карелии и в Архангельской области,— все это позволило мне воочию убедиться в том, как талантлив и духовно богат русский человек. В большом городе, задавленном так называемой диктатурой пролетариата, люди более замкнуты, запуганы. В деревне же народ непосредственнее, хотя ему порой и достается побольше, чем горожанам. Страна наша страдает в основном оттого, что были уничтожены корни — российское крестьянство и российская провинция, а Россия испокон веков сильна была своей глубинкой».

Илья Пророк в пустыне. Первая половина XV в. 57 × 42 см. Карельский музей изобразительных искусств, Петрозаводск, Россия. Из часовни Ильи Пророка в деревне Пяльма Пудожского района Карельской АССР

«Первые иконы, происходящие из часовен и храмов Карелии, я увидел в Кижах... Их было очень много в тем­ной подклети дома Ошевнева. Огром­ные, двухметровой высоты доски; царские врата вычурной резьбы; десятки маленьких иконок, постав­ленных на полки, как рукописи в ста­ринной библиотеке, — все это бо­гатство манило к себе древней таин­ственностью».

«…Та осень вспоминается часто. Она была счастливой. Повседневные ме­лочи и невзгоды давно забыты. Пе­ред глазами до сих пор золотые бе­рега Кижского острова. Рдеющие на солнце осенние рощи висят над водной гладью. «Горящие» северные леса, как это ни странно, больше всего похожи на старые японские гравюры. Такие же лаконичные, чет­кие, словно нарисованные искусным каллиграфом. Работается легко, и на душе приятно от сознания того, что ты помогаешь вернуть людям прекрасное искусство, незаслуженно забытое во времени. Из подобных моментов и ощущений складывается любовь к делу, даже если оно такое трудное и сложное, как реставрация древнерусской живописи».

Власий. Школа или худ. центр: Новгород Вторая половина XV в. 53.5 × 44 см Карельский музей изобразительных искусств, Петрозаводск, Россия. Из церкви Флора и Лавра в селе Мегрега Олонецкого района Карельской АССР.

«...Совершенно черная с виду доска. Это старая икона, покрытая слоем грязи и копоти. Я кладу на нее кусок байки, смоченной в растворителе, прикрываю стеклом. Минут через двадцать снимаю «компресс». Острым скальпелем осторожно удаляю размягченный пласт: тусклый растрескавшийся лак, олифу, ставшую от времени черно-бурой, грубые краски позднейших записей. И постепенно, дюйм за дюймом, под рукой у меня вспыхивают драгоценные первоначальные краски, освобождаясь от плена, длившегося несколько столетий.
Художники древности краски себе готовили сами, затирая пигменты на яичном желтке. Яичная эмульсия, твердея, приобретала удивительную прочность. Мастера проявляли завидное упорство и терпение, по году и по два выдерживали иконы, давали выстояться и только потом покрывали изображение олифой, чтобы краски «звучали» свежо и интенсивно.
Вряд ли какие-то другие памятники культуры хранились в менее подходящих условиях, чем иконы. В темных и сырых помещениях церквей тонкий слой олифы быстро чернел. Сажа и копоть довершали дело, и уже через несколько десятилетий первоначальное изображение едва различалось.
И тут приходила очередь «спасателей». Церковная община приглашала иконописца, чтобы тот «поновил образ». Часто этот художник поступал просто: соскабливал старую живопись и рисовал заново. Страшно подумать, сколько прекрасных произведений искусства исчезло таким образом. В лучшем случае «поновитель» писал поверх слоя потемневшей олифы, его работа опять темнела и ее снова покрывали новой записью...
Вот чего я действительно не умею и чему, вероятно, уже не научусь,— это профессиональному хладнокровию в момент, когда передо мной оживает удивительное искусство древних живописцев. Хладнокровию при виде чуда!»

Снятие со Креста. Из праздничного чина. Школа или худ. центр: Русский Север. Конец XV в. 91 × 62 см Государственная Третьяковская галерея, Москва, Россия. Икона входила в состав праздничного чина из Городца.

«Северные иконы неповторимы, как неповторимы памятники иконописи Пскова, Суздаля, Новгорода и дру­гих древнерусских городов. Меня они покорили сразу. Чистотой духовно­го смысла. Умением говорить о пре­красном просто и одновременно воз­вышенно. Задушевностью и лирич­ностью, какая встречается только в искусстве Севера. Я понимал, на­сколько отличаются «кижские» иконы от уникумов мирового значения. Да мне и в голову не приходило сопо­ставлять отреставрированные сокро­вища из дома Ошевнева с древней­шими живописными реликвиями XII—XIII веков, с неземными творе­ниями Феофана Грека, с виртуоз­ными созданиями псковских масте­ров или изысканными образами про­славленного Дионисия. Памятники северной иконописи привлекают ины­ми качествами: большой человеч­ностью, доступностью и искрен­ностью художественного повество­вания, незамысловатостью. Однажды увиденные, они навсегда остаются в памяти».

«Творения старых мастеров требу­ют самого пристального рассматри­вания. Шедевры иконописи рождены эпохой и теснейшим образом связаны с жизнью эпохи. Чтобы постичь глу­бокий внутренний смысл древнерус­ской живописи, недостаточно одного изучения ее исторических основ. Мо­мент сближения современного чело­века с чудесным миром образов ста­рой иконы возможен только в том случае, когда установлен общий язык, найден верный путь в богатые тайни­ки древнерусского искусства. Поиски этого пути трудны. Они под силу только влюбленным в искусство лю­дям, превыше всего ценящим радость познания красоты».

Положение во гроб. Из праздничного чина. Конец XV в. 90 × 63 см Государственная Третьяковская галерея, Москва, Россия. Икона входила в состав праздничного чина из Городца

«Не ведая других сюжетов, кроме Священного писания, старые художники стремились выразить в краске весь мир своих чувств и взглядов — это стремление жило в человеке и требовало выхода. Именно поэтому поток древнерусской живописи, зажатый, как в горном ущелье, между Библией и Евангелием, достигал поразительной мощи.
Вот почему я не могу без волнения смотреть на святых работы Феофана Грека или Рублева. Их глаза и руки, весь их облик часто больше открывает мне в прошлом, чем целые собрания исторических сочинений».

«Религия ведь, прежде всего, внутри человека, храмом не воспитаешь человека, если он не верующий. Я за то, чтобы передавать церковные строения на местах с тем, чтобы брали их там энтузиасты. Я знаю священников, которые все годы безвременья самоотверженно и бескорыстно сохраняли веру. Сегодня они берут эти церкви и вместе с прихожанами на свои скудные средства начинают приводить их в порядок».

«редко встретишь священника, знающего, что такое реставрация. Я хорошо знал одного из них — настоятеля Псково-Печерского монастыря архимандрита Алипия. Так вот он в течение пятнадцати лет привел эту, кстати сказать, разваленную за предыдущие годы обитель в состояние благополучия и света. Сам художник по образованию, он понимал, что такое реставраторы, и способствовал их работе».

«...Церковь должна мирить людей. И мир обязательно наступит. Я так говорю, потому что верю в Россию, пусть и истерзанную. Для меня Россия — это, во-первых, моя мать — символ оптимизма. Знаете, что она говорит? Вы еще не видели настоящих трудностей... Для меня Россия — это те, казалось бы, незаметные сотрудники местных музеев, которые хранят культурное достояние страны, несмотря на что…»

«…Пройдя чуть больше ки­лометра, я очутился на погосте и стал рассматривать деревянные кресты, надеясь найти среди них знаменитые северные поклонные. В это время подул сильный ветер. Тучи разорвало. Солнце, словно выпущенное на свобо­ду, озарило округу фантастическим светом. Заструились, заиграли длин­ные лучи, засверкали последние капли дождя, я посмотрел вперед — и за­мер. Прямо передо мной виднелась гирлянда куполов кижских соборов, а над ними, от края до края, высоко в небе повисла яркая, звучная радуга».

«Мне радостно, что среди молодых моих соотечественников немало искренне любящих старину, древнерусское искусство, а значит, историю родины. Способных очистить Россию от наслоений лака и грязи».

Савва Васильевич Ямщиков (1938 – 2009 гг.)

Имя Саввы Ямщикова – своеобразный бренд. Поколение оттепели отождествляет с ним возрожденный в 70-х интерес к иконам. Его, 25-летнего искусствоведа, А. Тарковский выбрал консультантом фильма «Андрей Рублев». Ямщиков – это открытие огромного пласта русского искусства, провинциального портрета XVII века. Наконец, именно Савве Васильевичу мы обязаны знакомством с наследием гениального русского художника и мыслителя Ефима Честнякова, а крепостной художник Григорий Островский, с легкой руки Ямщикова, стал известен в России.

Поздний Ямщиков – это защита Пушкинского заповедника, годы борьбы за достойное проведение гоголевских торжеств, за первый в России музей писателя, за то, чтобы памятник работы Андреева остался на прежнем месте, возле дома, где Гоголь сжег второй том «Мертвых душ» и где умер.

Савва Васильевич не шел на компромиссы, когда дело касалось его любимого Пскова, был настойчив, доказателен и тверд в вопросах реституции. Дружил с легендарным настоятелем Псково-Печерского монастыря архимандритом Алипием, с патриархом Алексием II, со многими видными деятелями культуры, науки, спорта. Со многими громко раздружился, писал о них едкие статьи. Его называли неистовым, страстным, непримиримым, его боялись, ненавидели, им восхищались.

Мемориальная доска памяти Саввы Ямщикова на стене Псковского музея.
Фото с сайта http://www.museum.ru/alb/image.asp?53425

Председатель Ассоциации реставраторов России, искусствовед, публицист, академик РАЕН Савелий Васильевич Ямщиков ушел из жизни 19 июля 2009 года. На протяжении многих лет он был членом Президиума ЦС ВООПИиК. С именем Ямщикова связаны многие инициативы и действия Общества, направленные на сохранение и популяризацию культурного наследия Отечества. Он был профессионалом своего дела, человеком чести и высокой духовной культуры. На церемонии вручения первой Всероссийской премии «Хранители наследия» (Москва, Пашков дом, 21 апреля 2009), лауреатом которой он стал, Савва Ямщиков сказал, что «обрушившийся на нас кризис — это не кризис экономики, это кризис душ». У него самого всегда болела душа за все то, что составляет национальное достояние страны. Это был человек воистину русской души — широкой, непримиримой и ранимой.

Источники:

Ямщиков С.В.  Спасенная красота:  Рассказы о реставрации памятников искусства. Кн. для учащихся ст. классов. — М.:  Просвещение, 1986. — 192 с, ил.

Интернет-ресурсы