Поэты – фронтовики. Белаш Ю.С.

Поэты – фронтовики на войне и о войне

Белаш Юрий Семенович (1922 – 1988)

Белаш Ю.С. 1945 год. Источник изображения: День Поэзии. 1985 год: Сборник

Фронтовик, сержант стрелкового батальона, Юрий Белаш писал о войне жестко и откровенно, стихи его немногословны, в них - обнаженная правда окопных будней.

Белаш Ю.С.

Душа и тело.

В бою теряешь ощущенье плоти.
Нет тела — есть одна душа,
припавшая к прикладу ППШа.
И как во сне — и жутко и легко,
и сизой гарью даль заволокло,
и ты скользишь в немыслимом полете…
И пробужденье — словно ото сна.
Стоишь — и смотришь обалдело.
И за собой приводит тишина
невзгоды перетруженного тела.
Душа опять соединилась с плотью.
И боль ее прокалывает поздняя.
И вялой струйкой кровь венозная
течет по раненому локтю.

Белаш Ю.С.

***

Когда ты убиваешь врага в бою, ты не можешь быть уверен, что убьёшь его, а не он тебя, – и потому ты не чувствуешь себя убийцей… Но почему ты не радуешься, когда после боя приходится подчас расстреливать безоружного врага, хотя ты хорошо понимаешь, что в бою он мог убить тебя?..

Андрей МАЛЬГИН о поэте и фронтовике Юрии Белаше (1988 г.):

Тяжело писать о человеке, которого только что похоронил. Тяжело, но надо.

Публиковать стихи Юрий Белаш стал несколько лет назад. Вышли у него два сборника - "Оглохшая пехота" и "Окопная земля". О нем заговорили. Особенно подлинные, тонкие ценители поэзии - это внушало доверие.

Но та правда, которая вставала в его стихах, не была тонкой. Это была грубая, неприкрашенная правда о войне. О ее бесчеловечной жестокости. О ее странностях, понятных только тем, кто через нее прошел. Однако поэзия Белаша при всем присущем ей натурализме, при всех воспроизведенных в ней ужасах - это все-таки поэзия мужества. Ужасается войне не трус, не истерик, а человек, готовый исполнить свой долг до конца.

Немного найдется фронтовиков, у кого есть и медаль "За оборону Москвы", и медаль "За взятие Берлина". Белашу повезло: он остался жив и, промолчав тридцать лет, сказал нам о войне свое, то, что до него в стихах никто не говорил.

"Я и сам не понимаю - как меня сей жребий миновал?
Может, я, а не Сергей Минаев был убит под Клином наповал.
Может, не его, меня зарыли после боя - в выжженном селе,
но из списков вычеркнуть забыли - и живу, живу я на земле.
И, щемящей памятью влекомый в годы те, где все гремит война,
я стою у насыпи знакомой, у могилы, где схоронен я..."

Я знаю, как воспринимают стихи Белаша фронтовики, не только из числа литераторов. Они плачут.

Друзей у него было мало, но это были настоящие друзья. Особенно сблизился он с Вячеславом Кондратьевым, в литературной судьбе которого, в подходе к военной теме много общего с Белашом. Разница лишь в том, что один - прозаик, а другой - поэт. Впрочем, свои стихи последнего времени Белаш называл стихо-прозой.

Белаш отличался редкой независимостью характера. Его нельзя было заставить разговаривать с человеком, который был ему несимпатичен. Он просто разворачивался и уходил. Его нельзя было заставить участвовать в начинаниях, которые не внушали ему доверия и уважения. В течение долгого времени, уже будучи автором книг, он уклонялся от вступления в Союз писателей СССР, и этим напоминал еще одного писателя-фронтовика - Владимира Богомолова, автора прекрасного романа "В августе сорок четвертого", рассказа "Иван", по которому А.Тарковский поставил свое "Иваново детство". Позиция Белаша и Богомолова в этом вопросе была позицией, а не блажью.

"Вступай, Юра, ты человек израненный, живого места на тебе нет, тебя в нашей писательской поликлинике хорошие врачи лечить будут, в хорошую больницу положат..." - не раз говорили ему В. Кондратьев, С. Шуртаков, В. Дементьев, В. Берестов... Наконец уломали, документы в Союз отнесли. И тут началось такое, о чем стыдно рассказывать читателю: некие вершители поэтических судеб всячески препятствовали его приему, а когда стало невозможно препятствовать, избрали испытанную тактику затягивания... Так и не увидели Белаша литфондовские врачи - он умер в одиночестве, в своей холостяцкой квартире на Ломоносовском проспекте, "высотном блиндаже", зажав в руке таблетку нитроглицерина.

Белаш Ю.С.

День рождения

В нашей жизни не так уже много тепла.
Да и разве нас женщина – нас война родила.

И вовек не забудется этот роддом
Под взлохмаченным небом в окопе сыром.

Было хмуро, натоптано, ветрено, пусто.
Пули тюкали в мокрый, расплывшийся бруствер.

Сиротой безотрадной казалась поляна
с посечёнными насмерть стеблями бурьяна.

Но в осеннюю эту, военную слякоть,
Даже ели хотелось – нельзя было плакать.

И в окопчике тесном, согнувшись горбато,
Грели руки и душу о ствол автомата.

Белаш Ю.С.

***
Мы могли отойти: командиров там не было.
Мы могли отойти: было много врагов.
Мы могли отойти: было нас всего четверо.
Мы могли отойти – и никто б нас не стал упрекать.

Мы могли отойти, но остались в окопах навеки.
Мы могли отойти, но теперь наши трупы лежат.
Мы могли отойти, но теперь наши матери плачут.
Мы могли отойти – только мы не смогли отойти:

за спиною Россия была.

Белаш Ю.С.

Слёзы

Плыла тишина по стерне –
над полем, разрывами взрытым,
и медленно падавший снег
ложился на лица убитых.

Они были теплы.
И снег на щеках у них таял,
И словно бы слёзы текли,
полоски следов оставляя.

Текли, как у малых ребят,
Прозрачные, капля за каплей …

Не плакал при жизни солдат,
а вот после смерти –
заплакал.

Белаш Ю.С.

ГОРОД ВЕТКА

Здесь шли ожесточённые бои…
И до сих пор, спустя уж треть века,
душа, как обожжённая, болит,
когда кондуктор скажет: – Город Ветка!

С годами время память притупило.
Но лишь блеснёт на Сож-реке вода –
и снова наплывает то что было,
как будто не кончалось никогда.

Я помню: мы не плакали в ту пору,
хотя бывало в пору ворот рвать.
А нынче – подступают слёзы к горлу,
и с ними не возможно совладать.

Пылит на марше сапогами время.
и скоро наш придёт последний час,
и мы сравняемся судьбою с теми,
что здесь легли гораздо раньше нас.

Но вечно будет солнечным пожаром
над Веткой каждый день вставать заря, –

и значит, воевали мы не даром,
и значит, жизнь мы прожили не зря.

Белаш Ю.С.

ВСТУПЛЕНИЕ В БРАУНСБЕРГ

Города Восточной Пруссии встречали нас кладбищенской тишиной: дома целы, а жителей почти ни души, угнаны гитлеровцами в глубь Германии.
Люди ушли, а город остался.
Мёртвым, закованным в камень пространством,
телом, лишённым души.

Жутко бродить в этом городе гулком
по площадям, по пустым переулкам –
жутко, что нет никого.

Хоть бы в саду перед белым окошком
жалобно, что ли, мяукнула кошка, –
нету и кошек, представьте!

Только вороны над ратушей хмурой,
крытой внаклад черепицею бурой,
каркают хрипло и зло.

Источники:

День Поэзии. 1985 год.: Сборник./ сост. С.С. Лесневский, В.Н. Мальми, художник Владимир Медведев. – М.: Советский писатель, 1986. – 240 с.

http://kovalevav.ru/Belash.html Здесь его стихи о Великой Отечественной войне, о ее правде, жестокой и очень жуткой… Такие стихи нужны для того, чтобы войны никогда-никогда больше не было на свете, чтобы был мир во всем мире… Как и у многих погибших на войне, у Юрия Белаша нет могилы. Свой прах он завещал развеять с Воробьевых гор над Москвой.