Филонов П.Н., гений русской живописи авангарда

 

XX ВЕК: СТРАНЫ, МАСТЕРА
Павел Филонов
Автор текста: В. Савосин, заслуженный художник РФ

Филонов П.Н. Автопортрет. Чернила и графитный  карандаш. 1925

«...Прямое назначение искусства - быть фактором эволюции интеллекта». (П. Филонов)

…На выставке художни­ка в Музее личных коллекций ГМИИ на Волхонке меня поразила полная тишина отнюдь не мало­численного круга зрителей, какая-то растерянность и даже опреде­ленная подавленность перед полот­нами самого загадочного, необык­новенного, мощного живописца XX века. Неужели Филонов, этот признанный «очевидец незримо­го», все еще не до конца понят лю­бителями искусства, все еще оста­ется в ранге человека, надолго опе­редившего свое время, эдаким «ху­дожником для художников»? Воз­можно, молчание и сосредоточен­ность зрителей объяснялись и тем, что перед ними был мастер, кото­рого невозможно истолковать с ле­ту, «прочитать» по внешнему сюже­ту, объяснить с помощью привыч­ных и ясных схем и установок.

Филонов П.Н. Восток и Запад. Гуашь, темпера, масло. 1912 - 1913. 38,5x42. ГРМ.

Мне тоже не так просто и быст­ро давалась суть этого удивитель­ного и ошеломляющего искусства, этого глубокого и оригинального мастера. Первое мое знакомство с Филоновым состоялось в 1988 году, когда стали возвращаться из небы­тия многие яркие фигуры литерату­ры и искусства первой половины XX столетия. Поначалу поразила меня даже не сама живопись масте­ра, а факт полного забвения его творчества.

Особенно начиная с 1930 года, художник оказался отре­занным от жизни общества, коллег и зрителей. Неизвестности его со­знательно обрекали чиновники от искусства, которых он неприязнен­но именовал «деклассированной кучкой кремлевских придворных изо-карьеристов». В то время ху­дожник был лишен заказов, катего­рически не продавал свои работы частным лицам. Кроме трудного материального положения, нелегко приходилось и морально: открытая в 1929 — 1930-м годах персональная выставка в Русском музее провисе­ла долгие месяцы, не удостоившись открытия и признания. Тем не ме­нее, художник продолжал работать, нередко голодая, страдая от одино­чества, но по нескольку суток под­ряд не выпуская кисти из рук, до­биваясь одному ему ведомых задач и целей. В первые месяцы блокады Ленинграда Павел Николаевич умер. Казалось, умрет и его великое наследие. Гениального художника всеми средствами старались вы­черкнуть из культурного контекста страны. Очевидно, боялись его са­мостоятельного и самобытного мы­шления, абсолютно нового пони­мания формы, одержимости и по­движничества в искусстве.

Филонов П.Н. Портрет сестры Евдокии Глебовой.  Масло. 1915

К счастью, заботами и предан­ностью сестры Филонова Е.Н. Гле­бовой наследие сохранилось и по­лучило как бы новое рождение в конце 80-х годов, будучи широко показано в двух российских столи­цах.

Прежде всего, хотелось понять и представить себе реальное место художника в отечественной культуре и в мировом искусстве. Филонов обладал столь удивитель­ной внутренней силой, пророчес­ким даром, правдоисканием без ог­лядки на трудности и лишения, ры­царственным служением искусству, что сравним с та­кими «безумцами» творческой идеи (священный род безумия), как Ван Гог и Врубель. Та же одержимость работой, полное растворение в творчестве и отторже­ние от мелкого, житейского, постороннего.

Филонов П.Н. Мужчина и женщина. Акварель, коричневые чернила. 1912 - 1918

Начало XX века, его «серебряная» сердцевина, не­вольно обособило родственных по духу художников, поэтов, писателей, музыкантов, архитекторов — про­возвестников нового, неизведанного, небывало мас­штабного в искусстве. Рядом с именем Филонова мы уже привыкли видеть имена Хлебникова и Маяков­ского. И не только в результате непосредственных жизненных контактов. В 1910-е годы Павел Николаевич участвовал в деятельности общества «Союз мо­лодежи», создал оформление постановки трагедии «Владимир Маяковский», проиллюстрировал «Из­борник» Велимира Хлебникова. В свою очередь, «Председатель Земного Шара», увидев знаменитое полотно собрата-художника «Пир королей», написал собственную маленькую поэму. Но внутренние связи этих личностей были глубже: планетарность мышления, аналитизм сознания, мифологичность образов, общие фольклорные истоки в соединении с дерзно­венной фантастикой.

Филонов П.Н. Всадники. Акварель, чернила, графитный карандаш. 1913

Столь же духовно близки Фило­нову композиторы Шостакович и Прокофьев, писа­тели Платонов и Хармс.

Новое искусство XX века рождалось на уровне идей, деклараций, манифестов, формирования нова­торских направлений и объединений. Особенно ярко это проявлялось в культуре России и Франции. И хо­тя чаще всего сопоставляют и соединяют фигуры двух великих тезок — Филонова и Пикассо, ближе и родст­венней русскому гению все-таки во многом Сальва­дор Дали. У обоих очевидна неудержимая тяга к науч­но-техническому образу-символу, к конкретным реа­лиям прогресса XX века, к новой космической циви­лизации. Возьмем хотя бы сами названия некоторых полотен. У Филонова: «Формула революции», «Фор­мула империализма», «Формула комсомольца», «Про­летарий победит», «ГОЭЛРО», «Колониальная поли­тика», «Вселенский сдвиг через Русскую революцию в мировой расцвет», «Цветы мирового расцвета»... Те же планетарность, декларативность, рациональный аналитизм у Дали, может, только еще более окрашен­ные приметами безудержного прогресса: «Ядерный крест», «Космический слон», «Кибернетическая ода­лиска», «Атомная Леда», «Аккомодация желания», «Святой в окружении трех пимезонов».

Филонов П.Н. Композиция. Масло. 1938

У обоих мас­теров схожая трансформация образа человека. У Фи­лонова — гротескное антропометрическое обобщение, нередко сводящее человеческий облик к безликому и бесплотному экорше. У Дали — роботоподобные, са­москонструированные персонажи с каким-либо гипертрофированным органом — ногой, рукой, головой (вспомним многочисленные филоновские «головы»). Своеобразный анатомический театр того и другого характеризуется также подчеркнутой удлиненностью фигур, неестественной мимикой лица, что вне совер­шенной пластики показалось бы голой эстетикой безобразного либо смехотворной карикатурностью. Но особая, проду­манная до мельчайших подробнос­тей пластика, осмысленное живо­писное начало наполняют полотна художников дыханием новой все­ленной, смело модернизированно­го мифа.

Пластический тонус искусства Филонова, самопровозглашенная «сделанность» его работ покоятся на крепком фундаменте. В начале пути, занимаясь в частной студии, Павел Николаевич несколько раз пытался поступить в Петербург­скую Академию художеств, это уда­ется лишь с четвертой попытки: в 1908 году он становится «вольно­слушателем». Не приемля академи­ческой рутины, художник все же исподволь овладевает завидной профессиональной школой, и, доб­ровольно покинув Академию, он уже мог свободно работать в широ­ко бытующей в то время реалисти­ческой манере, о чем свидетельст­вуют его ранние рисунки, акварели, особенно известный живописный портрет Е.Н. Глебовой.

 Филонов П.Н. Крестьянская семья. Масло. 1914

Мне очень близка теория мастера о «сделанно­сти» картины, каждой мельчайшей детали, любого миллиметра холста, заполненного плотно и осмыслен­но. Причем, «сделанность» ни в ко­ей мере не принижала и не разру­шала значения живописи, а наобо­рот, образовывала с нею единое це­лое, монолитную форму, некое не­разделимое «атомизированное» пространство.

Замечу, рисунки и живопись, где автор изображает ноги персона­жей, выполнены в подробной скру­пулезной манере, все на своем мес­те — ногти, суставы, сухожилия. Та­кое педантичное тщание мне при­ходилось видеть в зарубежных му­зеях у Микеланджело, Дюрера, Кранаха. Очень важна роль линии, обводка в нужных местах, очевид­ны знание анатомии, умение выявить характерные признаки и неожиданные грани образа. Мастерство рисовальщика, тонкое понимание масштаба изобра­жения позволяли мастеру и в небольших работах до­биваться ощущения монументальности и глубины пространства.

Филонов П.Н.  Нарвские ворота. 1929

Потрясают многие композиционные решения. Когда смотришь на полотна внушительных размеров и скромные миниатюры, убеждаешься, что каждый мазок кисти, каждый штрих карандаша точно лежат на своем месте, что иначе и быть не может. Это выс­ший пилотаж мастерства композиции, владения фор­мой: «Я знаю, анализирую, вижу, интуирую, что в любом объекте не два предиката, форма да цвет, а це­лый мир видимых и невидимых явлений, их эмана­ции, реакций, включений, генезиса бытия, извест­ных или тайных свойств...» Это одна из формул «аналитического искусства». По Фило­нову, аналитизм, анализ, исследо­вание объекта — это напряженное смотрение вглубь, сосредоточенное анатомирование предмета. Частая усложненность названий («форму­лы») продиктована желанием за­ставить зрителя уловить некий до­полнительный скрытый смысл. Как будто автор не только опасал­ся, но почти точно знал, что его очень трудно будет понять. Отсюда и все его дотошные теоретические разъяснения.

Филонов П.Н. Тракторный цех Путиловского завода

Меня немного озадачивали дневники, статьи, труды художника о революционном искусстве, дис­путы об участии пролетариата в культурном строительстве. Каза­лось, что он напрасно тратит вре­мя, отрывая себя от творчества, не­посредственной работы в мастер­ской. Но, скорее всего, я ошибался. Общественные порывы, теоретиче­ские выступления, общение с не­многочисленными учениками по­могали художнику скрасить свое одиночество, доказать самому себе правильность собственных идей и новаций. Как было бы все просто, если взять за отправную точку расхо­жий тезис, что искусство — это познание прекрасно­го. Конечно, Филонов был совершенно далек от тако­го поверхностного взгляда на искусство, призывая идти от внутреннего к внешнему, не от существующе­го канона, а от сущностной логики каждого явления природы и жизни.

Филонов П.Н. Ломовые. Акварель, чернила, графитный карандаш. 1915.

Картины мастера совершенно далеки от действи­тельности, не обладают приятной зрителю похожес­тью, мгновенной узнаваемостью образов и положе­ний. Короли не похожи на королей («Пир королей»), крестьянки на крестьянок («Коровницы»), весна на весну («Формула весны»), антропоморфные звери на обычных животных. Кстати, цветок, дерево, зверь по­даются совершенно на равных с человеком, абсолют­но включенно в атомизированную систему в целом. И рассматриваются с тем же пафосом анализа, своеоб­разного научного интереса. Нередко автор давал па­раллель портретов человека и лошади («Ломовые»), как бы озвучивая крылатую фразу Маяковского: все мы немного лошади... Фигуры и «лица» лошадей, ко­ров, собак органично присутствуют в живописном мироздании Филонова.

Павел Николаевич строил композицию большого полотна как развернутую кристаллическую форму, манипулируя десятками «голов» в разных поворотах, управляя многофигурным пространством, как сла­женным оркестром. Композиция казалась необыкно­венной, ни на что не похожей, поражающей замысло­ватыми ракурсами и возникающими внезапно ритма­ми. Иногда головы и фигуры располагались, как «картинки» в игральных картах, умышленно сбивался принятый масштаб, погрудные изображения путались с ростовыми, персонажи принимали невозможные позы, существовали по отношению друг к другу внах­лест и вразрез («Налет»). Все это сильно будоражило, внушало ощущение сложного дви­жения, острой тревоги.

Филонов П.Н. Симфония Шостаковича.  Масло. 1935

В ряде полотен суть сюжета от­сутствует, ее нельзя увидеть разложенно на отдельные компоненты, а можно только понять внутренним зрением, потрясенностью от нео­быкновенной живописной пласти­ки (композиция «Яблоки»). В кар­тине «Симфония Шостаковича» наплывающие лица как бы смазаны кристаллическим флером, подчи­нены определенной цветовой мело­дии. Исходя из даты полотна (1929), исследователи утверждают, что на автора произвела сильное впечатление Первая симфония композитора. Но кроме того, здесь являет себя и пророческий дар ху­дожника, запечатлевшего образ ве­ликого новатора музыки и сопере­живающего ему с тех же современ­ных позиций новаторства.

Филонов П.Н. Глебов-Путиловский Н.Н.

Рисунки и акварели Павла Филонова демонстри­руют феерическую виртуозность линии, такое ее са­моценное существование, что иногда не знаешь, где она началась и кончилась. Работал мастер и в трудо­емкой смешанной технике, удивляя богатством выра­зительных средств, прокладывая пути для будущих поколений графиков. И в рисунке, и в живописи ма­стера при тонком и углубленном совершенстве дета­лей и частностей вдруг ощущаешь грубоватость и простоту целого. Очевидны сильные импульсы древ­ней иконописи, народного примитива, даже чисто детского наивного восприятия. Если к этим составля­ющим творчества Филонова прибавить еще все те пе­редовые направления, в которых он чувствовал себя свободно и по-хозяйски (экспрессионизм, сюрреа­лизм, абстракция, элементы гиперреализма), то ста­новится ясен универсализм, всеобъемлющий творче­ский характер этой личности, потрясает интеллекту­альное богатство и духовная сложность могучего от­прыска простонародья (сын прачки и кучера). Ны­нешним продвинутым «биенналистам» такая слож­ность, такой динамизм мышления и не снились!

Филонов П.Н.

Последний период творчества Павла Филонова (1935 — 1941) окрашен чертами замкнутости, погло­щенности единственно живописью, когда он остался один на один со своими холстами и теориями. Кажет­ся, этот период является пиком сосредоточенности и редкой самоотдачи мастера. Отрешившись от всего внешнего, мешающего, лишнего, он создавал свое уникальное удивительное искусство. Остается только радоваться, что спустя десятки лет разрушились барь­еры забвения, и мы можем в тишине и полном вни­мании рассматривать полотна Павла Николаевича Филонова, постепенно приближаясь к пониманию его трудного, оригинального, сверхнасыщенного, только ему присущего языка.

 

Источник:

Савосин В. Павел Филонов./ В. САВОСИН, заслуженный художник РФ.// Журнал «Юный художник». – 2007 год, № 6. –с.11-13. - (XX ВЕК: СТРАНЫ, МАСТЕРА)