Иванов С. Картина «Торг в стране восточных славян»

Иванов С. Картина «Торг в стране восточных славян»

Автор текста Князьков С.А.

Источник: КНЯЗЬКОВ С.А. ТОРГ ВОСТОЧНЫХ СЛАВЯН./ С.А. КНЯЗЬКОВ.// Юный художник. – 1991. - № 1. – с.23-28. – (КАРТИНЫ ПО РУССКОЙ ИСТОРИИ)

«На картине изображена одна из сцен хозяйственной деятельности восточных славян в древности. По ряду метко схваченных деталей чувствуется, что художник хорошо изучил источники — описания, идущие еще от арабских ав­торов, свидетельства европейс­ких путешественников и писателей. И художник, и автор объяс­нительного текста стоят, естест­венно, на уровне исторических зна­ний своего времени. В данном случае они придерживаются гос­подствовавшей тогда так называ­емой торговой теории В.О. Клю­чевского, отводившей торговле в хозяйственной жизни восточных славян весьма значительное мес­то. Однако за этим исчезало представление о том, что славяне су­ществовали в первую очередь земледелием — оно было главным их занятием с незапамятных вре­мен. Вот это необходимо учиты­вать, знакомясь с интересной картиной и ее увлекательным описанием». (В. БУГАНОВ, доктор исторических наук)

Иванов С. Торг в стране восточных славян

На картине изображена сцена торга в стране восточных славян, в местности где-нибудь поближе к владени­ям хазар, как эту сцену можно себе предста­вить по археологиче­ским данным и письменным свиде­тельствам.

На заднем плане виден городок — хазарский или славян­ский, построенный на высоком бе­регу реки, по волнам которой и прибывали свои, славянские, и ино­земные гости. Эти иноземные гости изображены в левой части картины. Первым сидит, поджав по восточно­му обыкновению ноги, арабский ку­пец в своей белой хламиде, привез­ший на продажу оружие и украше­ния — бусы голубые и зеленые, при­готовленные из особой композиции или из стекла и почему-то особен­но нравившиеся славянам, мужчинам и женщинам, как украшение. В сла­вянских могилах эти бусы — частая находка. Рядом с арабом мы видим еврейского купца из Хазарии или с того же Арабского Востока, как и его сосед, вместе с которым под охра­ной хорошо вооруженных латников оба купца, может быть, и прибыли после долгих, обильных всякими приключениями и опасностями стран­ствий в страну славян. Дальше сидят восточные купцы из Сред­ней Азии, вслед за арабами и вместе с ними хорошо узнавшие по Каспию и Волге путь в страну хазар, болгар и славян. Около них примостились уже какие-то покупатели из обитателей степи, судя по их колпакам. Может быть, благодаря племенному род­ству, они с большим или меньшим трудом, но все же непосредственно объясняются с заезжими азиатами.

Иванов С. Торг в стране восточных славян. Фрагмент картины

Далее на заднем плане, за еврей­ским купцом, выдается червленый нос варяжской ладьи, только что при­чалившей к торгу. Закованный в желе­зо, накинув на плечо багряное корзно, владелец ладьи, викинг, прибыв­ший из далекой Скандинавии, готовит­ся сойти на землю, опытным взглядом окидывая развернувшуюся перед ним картину, чтобы сразу решить: быть ли ему здесь купцом или, положив­шись на свой булатный меч и вер­ную дружину, нагрянуть с боевым кличем и овладеть силой всем приве­зенным сюда богатством.

В правой части картины изображе­ны те, торговать с которыми приехали далекие иноземцы. Это подданные хазар — славяне с верхней Оки и с се­верных левых притоков Днепра и их соседи по расселению, представители финских племен — чуди белоглазой. Они принесли на обмен и на продажу шкуры диких зверей, меха, корчаги смолы и дегтю, мед, воск — все плоды и трофеи своего тяжелого лесного труда. Привели на продажу и пленного, надев на него колодку и связав несчастного, чтобы он не убежал, — это дорогой товар, за сла­вянского раба, крепкого и выносли­вого, неприхотливого, арабский купец даст злата, хазарский еврей не пожалеет той яркой пурпуровой ткани, которой он так заманчиво сле­пит глаза наивным обитателям лесов, и видом не видавших никогда такой блистательной, яркой роскоши в своих дремучих лесных углах.

Иванов С. Торг в стране восточных славян. Фрагмент картины

За толпой иноземных гостей и сла­вян видны мачты судов и ладей, на которых прибыли те и другие к торговому городку. Но не все пришли сюда водой! Из толпы выдается неуклюжая голова верблюда — кто-то из азиатс­ких торговцев предпочел, по-види­мому, морскому и водному пути, может быть, еще более неверный путь — сухой и пробирался сюда через пески Средней Азии, по степям север­нее Каспия. Это его дело: мы не можем сказать, почему верблюд по­казался ему надежнее лодки.

Судьба судила славянам основаться на прочное житье в странах, в кото­рые или через которые прошли про­торенные торговые пути. Славянская земля — Приднепровье по преимуще­ству — издавна была страной по тор­говому пути с Юга на Север и пере­путьем между Западом и Востоком в их торговом обмене. Задолго до того времени, когда племена восточных славян жили по Днепру и его при­токам, где их обозначает летописное предание, путь сюда знали народы древнего мира, греко-восточной поры его развития. Сюда пробирались еще финикийские купцы. Древние греки основали в торговых целях ряд коло­ний — по северному берегу Черного моря и по Днепру, Днестру, Бугу и Дону глубоко забирались в страну, которая потом стала славянской. Многочисленные находки греческой посуды, ювелирных изделий и монет в области Среднего Поднепровья дают живые свидетельства древности тор­гового движения по Днепру.

В черноморских степях южные реч­ные пути с Юга на Север близко соприкасаются с речными же путями с Запада на Восток там, где сбли­жаются системы притоков Днепра и Дона, а через Дон и Волги. Посред­никами тут служили, начиная со скифов, все иранские и тюркские племена, сменявшие одно другое во владении степью. Много раньше VI века, когда начинают появляться первые письмен­ные и нумизматические свидетельства о существовании торгового обмена между Западом и Востоком через чер­номорские степи, пути этого обмена являются хорошо проторенными. На­ходки целыми кладами в сотни монет римских «сребреников» конца I, II и III веков по всей территории, населенной славянами, свидетельст­вуют об оживленном торговом дви­жении с Запада.

Когда славянские племена прочно осели в Поднепровье, они стали дея­тельными участниками в этом издавна установившемся торговом движении. Сначала славяне были только постав­щиками того товара, за которым при­езжали иноземные гости, а потом и сами стали возить свой товар на ино­земные рынки.

Благодаря этому славяне вошли деятельной силой в круговорот торго­вой жизни тогдашних народов и хоро­шо вызнали пути и направления, по которым и в которых видимым образом шла торговая жизнь тех времен. Все это сделало славян, не­смотря на отдаленность их страны от культурных центров тогдашней жизни, деятельными участниками и заметной величиной в быте тогдашне­го европейского и азиатского чело­вечества.

Наша начальная летопись сохра­нила живое и отчетливое воспомина­ние о той роли, которую пришлось играть славянству в круговороте тогдашней жизни. И любопытно, что это воспоминание говорит именно о путях, которые связывают страну славян с окружным миром. Помещая свое описание в начале повествования о славянах, летопись точно торопится подчеркнуть общение славянской земли и народа с землями и народами всего известного тогда мира:

«Бе путь из Варяг (Шведское побе­режье Балтийского моря) в греки и из грек по Днепру, и верх Днепра волок (перетаскивали суда по суху) до Ло­вати и по Ловати внити в Ильмень озе­ро великое, из него же потечет Вол­хов и втечет в озеро великое Нево (Ладожское), и того озера устье (ре­ка Нева) внидет в море Варяжское (Балтийское море), и по тому морю итти до Рима (то есть до стран Запад­ной Европы), а от Рима прийти по мо­рю же ко Царю-городу, а от Царя-города прийти в Понт море (в Черное море), в него же втечет Днепр река. Днепр бо потече из Оковьского леса и потечет на полдне, а Двина истого же а потечет, а идет на полуношье и внидет в море Варяжское; из того же а потече Волга на восток и втечет з море Варяжское; из того же леса :отече Волга на восток и втечет семьюдесятью жерел (устий) в море Хвалисское (Каспийское). Тем же из Руси можно итти по Волзе в Болга­ры (Прикамский край), и в Хвалиссы (Закаспийские страны), и далее на восток дойти в жребий Симов (ара­бы), а по Двине в Варяги (Швеция и Прибалтийские страны), из Варяг до Рима, от Рима же и до племени Хамова (север Африки)».

Так подробно и точно знал древний русский летописец направления пу­тей в те отдаленные страны, которые он называет. Не один век должен был уйти на то, чтобы вызнать эти направ­ления от области Среднего Днепра.

«Этот Днепр с притоками,— гово­рит профессор В. О. Ключевский,— и сделался для восточных славян мо­гучей питательной артерией народ­ного хозяйства, втянув их в сложное торговое движение, которое шло тогда в юго-восточном углу Европы. Своим низовым течением и левыми притока­ми Днепр потянул славянских посе­ленцев к черноморским и каспийским.

Это торговое движение вызвало разработку естественных бо­гатств занятой поселенцами страны. Восточные славяне знали преиму­щественно лесную полосу равнины. Эта лесная полоса своим пушным богатством и лесным пчеловодством (бортничеством) и доставляла сла­вянам обильный материал для внеш­ней торговли. С тех пор меха, мед, воск стали главными статьями русско­го вывоза; с тех пор при хлебо­пашестве для себя или с незначитель­ным вывозом и началась усиленная эксплуатация леса, продолжавшаяся целые века и положившая глубокий отпечаток на хозяйственный и обще­ственный быт и даже национальный характер русского народа. Лесной зверобой и бортник — самый ранний тип, явственно обозначившийся в ис­тории русского народного хозяйства. Одно внешнее обстоятельство осо­бенно содействовало успехам славян­ской торговли.

С конца VII века по южнорусским степям стала рас­пространяться новая азиатская орда, хазары. Это было кочевое племя тюрк­ского происхождения, но оно не было похоже на предшествовавшие ему и следовавшие за ним азиатские орды, преемственно государствовавшие в южнорусских степях. Хазары скоро стали покидать кочевой быт и обра­щаться к мирным промыслам. В VIII веке среди них водворились из Закав­казья промышленные евреи и арабы. Еврейское влияние здесь было так сильно, что династия хазарских кага­нов со своим двором, то есть высшим классом хазарского общества, приня­ла иудейство. Раскинувшись на при­вольных степях по берегам Волги и Дона, хазары основали средоточие своего государства на низовьях Волги. Здесь столица их Итиль скоро стала огромным торжищем, где жили маго­метане, евреи, христиане и язычники. Хазары покорили племена восточных славян, жившие близко к степям,— северян, вятичей. Но хазарское иго до­ставляло покоренным большие эконо­мические выгоды. С тех пор для них, как данников хазар, были открыты степные, речные дороги, которые вели к черноморским и каспийским рынкам. Под покровительством хазар по этим рекам пошла бойкая торгов­ля из Поднепровья. Мы встречаем ряд указаний на успех этой торгов­ли. Арабский писатель Хордадбе, сов­ременник Рюрика и Аскольда, писав­ший не позже 870-х годов, замечает, что русские купцы возят товары из отдаленных краев своей страны к Черному морю в греческие города, где византийский император берет с них десятину (торговую пошлину), что те же купцы плавают по Волге, спус­каются к хазарской столице, где властитель хазарский берет с них также десятину, выходят в Каспий­ское море, проникают на юго-восточ­ные берега и даже провозят свои товары на верблюдах до Багдада. Сколько поколений нужно было, чтобы проложить такие далекие и разносто­ронние торговые пути с берегов Днепра и Волхова! Восточная торгов­ля Поднепровья, как ее описывает Хордадбе, могла завязаться, по крайней мере, лет за сто до этого арабского географа.

Впрочем, есть и прямое указание на время, когда завязалась и развилась эта торговля. В области Днепра найдено множество кладов с древними арабскими моне­тами, серебряными диргемами. Боль­шая часть их относится к IX и X векам ко времени наибольшего развития во­сточной торговли Руси. Но есть клады, в которых самые позднейшие монеты не позже начала IX века, а ранние восходят к началу VIII ве­ка; изредка попадаются монеты VII века и то лишь самых послед­них его лет. Эта нумизматическая летопись наглядно показывает, что именно в VIII веке завязалась торгов­ля славян днепровских с хазарским и Арабским Востоком. Но этот век был временем утверждения хазар в южнорусских степях; ясно, что хаза­ры и были торговыми посредниками между этим Востоком и русскими славянами. Следствием успехов вос­точной торговли славян было возник­новение древнейших торговых городов на Руси. Повесть о начале Русской земли не помнит, когда возникли эти города: Киев, Чернигов, Смоленск, Любеч, Новгород и др. В ту минуту, с которой она начинает свой рассказ о Руси, они являются уже значи­тельными поселениями. Но довольно беглого взгляда на географическое размещение этих городов, чтобы видеть, что они были созданы успе­хами внешней торговли Руси: боль­шинство их вытянулось длинной це­пью по главной речной дороге Днепра — Волхова... Восточные сла­вяне расселились по Днепру и его притокам разбросанными одинокими дворами. С развитием торговли воз­никали среди этих дворов сбор­ные пункты, места промышленно­го обмена, куда сходились звероло­вы и бортники для торговли, для «гостьбы», как говорили в старину. Такие сборные пункты получили наз­вание «погостов». Мелкие сельские рынки тянулись к более крупным, воз­никавшим на особенно бойких торго­вых путях. Из этих крупных рын­ков, служивших посредниками между туземными промышленниками и ино­странными рынками, и вырастали на­ши древнейшие города по Днепру и его притокам. Города эти служили тор­говыми центрами и главными скла­дочными пунктами для образовавших­ся вокруг них промышленных округов».

До нас дошло живое описание са­мого круговорота торговой дея­тельности первоначальных русских го­родов, принадлежащее перу византий­ского императора Константина Баг­рянородного. В 9-й главе своего со­мнения «Об управлении государ­ством», написанного около половины X века, Константин рассказывает, что «люди, прибывающие в Константино­поль из внешней Руси (то есть из стран, лежащих за Киевом), идут частью из Новгорода... частью из го­рода Смоленска, из Любеча, Черни­гова и Вышгорода. Все они плывут вниз по Днепру и сходят у города Киева, называемого также Самватос. Славяне же, платящие дань Руси, так называемые кривичи, лучане и другие, рубят у себя в горах древесные стволы в зимнее время, обтесывают их и весною, как только лед растает, свозят в ближайшие озера. Спустивши суда в Днепр, они отправляются вниз по реке и плывут к Киеву. Здесь они вытаскивают ладьи па берег и продают их руссам. Последние покупают только самые суда, которые сами снабжают веслами, скамьями для гребцов и прочими снастями от старых ладей.

В июне месяце они (руссы) пускаются в плавание по Днепру и плывут до Витичева - города, находящегося под властью руссов. Здесь они собираются в тече­ние двух или трех дней; когда же со­берутся все ладьи, они отправляются далее и плывут вниз по Днепру. И сперва они приплывают к первому порогу, называемому Есупи, что значит по-русски и по-славянски «не спи». Хоть этот порог настолько узок, что имеет только ширину циканистериона (одного здания в Ви­зантии), но посреди его возвышаются крутые, высокие скалы, имеющие вид островов. Когда волны приливают к ним, то высоко поднимаются и низвергаются (со скал) вниз с силь­ным ревом. Поэтому руссы не реша­ются плыть прямо между скалами, но, остановившись вблизи их, высажи­вают людей, оставляя все на ладьях. Раздевшись, они идут в воду, ощу­пывая ногами дно, чтобы не наткнуть­ся на какой-нибудь камень, причем одни двигают вперед шестами нос, другие среднюю часть, третьи корму судов. Так они минуют со всевозмож­ною осторожностью этот первый по­рог, обходя его угол и держась около берега реки. Прошедши этот порог, они снова забирают остальных (высаженных) с берега и плывут да­лее ко второму порогу, называемому по-русски Ульворси, по-славянски Островунипрах, что значит «остров порога». Он так же опасен и тру­ден для проезда, как и первый; и они опять высаживают людей и тащат ладьи, как и в первый раз. Таким образом, подходят они к третьему поро­гу по имени Геланери, что значит по-славянски «шум порога». Затем они подходят к четвертому большому порогу, называемому по-русски Айфор, по-славянски Неасит... У этого порога все суда останавливаются, люди, выбранные для того, чтобы стоять на страже, выходят и отправ­ляются на свои места: эту стражу они отбывают очень внимательно по причине близости печенегов. Осталь­ные вытаскивают груз, имеющийся в ладьях, выводят оттуда также ско­ванных невольников и ведут их по су­ше на протяжении 6000 шагов, пока не минуют порога. Таким же образом они или тащат за собою, или несут на плечах свои ладьи, пока не придут по ту сторону порога. Там они спускают опять их в воду, нагружают снова свои меха и сами садятся в ладьи. Достигнув пятого порога, называемого по-русски Варуфорос, по-славянски Вульнипрах, потому что он образует большой водоворот, они опять проводят суда, держась берега реки, как у первого и второго порогов. Затем они приходят к шес­тому, который называется по-русски Леанти, а по-славянски Верутци, то есть бурление воды. Подобным же об­разом они минуют и его и плывут отсюда к седьмому порогу, называе­мому по-русски Струкун, по-славян­ски Напрези, что означает «малый порог». И они прибывают к так называемому Крарийскому перевозу, у которого херсониты переправляются из Руси, а печенеги в Херсонес. Этот перевоз имеет ширину иппод­рома, и высота берега, которую видит глаз снизу, такова, что пущенная оттуда стрела как раз попадает в плывущих. Поэтому печенеги прихо­дят сюда и нападают на руссов. Прошедши это место, они пристают к острову, называемому именем св. Григория; на этом острове они совершают свое жертвоприношение, так как на нем стоит очень высокий дуб. Они приносят в жертву живых петухов. Они также втыкают в землю кругом стрелы, другие кладут хлеб и мясо и что каждый из них вообще имеет при себе, сообразно с их обы­чаем. О петухах они бросают жребий, резать ли и есть их или оставить живыми. Прошедши этот остров, рус­сы не боятся более печенегов, пока, наконец, они приплывают в реку Селину».

Добравшись до Царьграда, славя­но-русские купцы могли торговать там шесть месяцев. Останавливались славяно-русские купцы не в самом городе, а в одном из его предместий «у святого Мамы» (монастырь св. Ма­монта).

Во время своего пребывания в Царьграде славяно-русские купцы пользовались от греческого прави­тельства даровым кормом и даровой баней. Входить в самый город для торговли славяно-руссы могли не иначе, как в сопровождении гречес­кого пристава, без оружия и не менее 50 человек за раз. В городе они продавали свои товары и поку­пали греческие, не платя пошлин. По окончании торга греки должны были давать славяно-русским купцам съестные припасы и нужные кора­бельные снасти для обратного пути. Еле-еле к октябрю попадали купцы обратно в Киев, а в ноябре им приходилось уже ехать по внутренним торгам и торжкам, распрода­вая купленные летом заморские товары, скупая для будущего летнего похода за море лесные про­дукты.

Так совершался в те отдаленные времена круговорот торговой жизни у восточных славян и руссов.

Описание Константина Багрянородного было составлено им в ту пору, когда в славянских городах утвердились уже и княжили норманн­ские, варяжские князья. Но еще полного слияния варягов-руссов и славян не произошло. Константин очень опре­деленно различает ладьи славян и рус­сов, а в описании порогов не забывает привести русские, то есть норманнские, и славянские имена по­рогов.

Варяги тоже издавна появились на великом водном пути. По Неве, Ла­доге, Волхову, Ловати и затем по Днепру большими и малыми ватага­ми пробирались они в Византию, где нанимались на военную службу к византийскому императору. По доро­ге они могли подолгу засиживаться в славянских городах, то в качест­ве гостей, то более или менее времен­ных хозяев, когда им удавалось си­лой завладеть тем или иным городом; но по большей части они заживались в славянских городах в качестве на­емников, вооруженной стражи сла­вянских торговых караванов и скла­дов. Вместе со славянами они стали участниками торгового движения и на восток, в страну болгар и хазар.

Константин Багрянородный оставил нам подробное описание торгового пути и торгового круговорота жизни славяно-руссов по великому водному пути из варяг в греки. Яркую картину славяно-русской торговли на Вос­токе, по Волге, дают арабские пи­сатели. Они рассказывают, что в страну болгар, то есть на Среднюю Волгу, славяно-русские купцы при­ходили в лодках, целыми дружинами; здесь они строили свои балаганы и раскладывали в них свои товары, ожи­дая покупателей. В числе этих това­ров главное место занимали меха, ко­торые ценились очень дорого у арабов и считались царским украшением. Кажется, весь торг у них со сла­вянами шел на меха; куньи меха шли со стороны славян вместо моне­ты; слово «куны» долго, до татар, зна­чило у нас — деньги. Две куньи шкур­ки равнялись 2 '/г арабским диргемам, потому что «чеканной монеты своей у них нет,— замечает араб-сов­ременник,— и звонкую монету заменя­ют куньи меха». Особенно ценили ара­бы мех черно-бурых лисиц, и когда та­тарское нашествие прекратило всякую торговлю с Русью, арабы отметили с сожалением это прекращение отсут­ствием привоза в их страну черно-бурых лисьих мехов (1224 г.).

Продавали славяне дары своего леса: меха, кожи, мед, смолу, а также и плоды военной удачи — рабов. В те суровые времена пленные всегда становились рабами своих победи­телей.

Покупали славянские купцы у греков шелковые ткани, золото, кружева, всякие лакомства, вина, мыло, губки; у хазар и арабов приобретали они бисер, драгоценные камни, сафьян, сабли, ковры, пряности; с Варяжско­го моря привозили они янтарь, брон­зовые и железные изделия, олово, свинец и особенно славившееся тогда северное оружие — мечи и топоры. Купленным у одних они торговали с другими, и таким путем число пред­метов их торга было очень значи­тельно.

При торговле с образованными народами славяне употребляли также иностранную монету — «арабчики» или греческую — «златницы». Впрочем, чаще всего меняли товар на товар. С дикими народами они вели исключительно меновую торгов­лю.

Заходя часто в такие страны, язы­ка которых не знали, тогдашние купцы все-таки ухитрялись и по­купать и продавать, ведя так назы­ваемую «немую» торговлю. Летопись сохранила одно воспоминание о та­кой торговле. «Есть горы около мо­ря,— читаем там,— высота их до не­бес; в горах тех живут люди, и языка их нельзя понять: показывают рукой и помавают рукой, прося же­леза; и если кто даст им нож или топор, дают в обмен меха».

Один арабский писатель так расска­зывает о торговле приволжских бол­гар с дикими народами, населяв­шими леса к северу от средней Волги. «Болгары,— говорит он,— приносят свои товары для продажи, и каждый, отметив свой товар знаком, оставля­ет его на том месте, куда прихо­дят туземцы, а сами удаляются, спустя немного времени купцы при­ходят опять и находят на том месте товар, какой продают жители этой страны. Если купец доволен количест­вом и качеством положенного тузем­цами, то оставляет свой и берет то, что принесли туземцы; если же не­доволен, то берет обратно свой то­вар». Также торговали с дикарями, вероятно, и славянские купцы.

Славяно-русские и иноземные куп­цы в целях скупки нужных им для вывоза товаров бродили больши­ми и малыми артелями по всей стране восточных славян. Покупая и выменивая то, что им было нужно, гости распространяли по всей стране и местные и иноземные товары. Осо­бенное распространение из иноземных товаров, судя по археологическим находкам, имели разные украшения, особенно стеклянные бусы и мелкие поделки из серебра. Но насущное значение для внутренней торговли имели, как можно думать, соль и металлы, «так как во всем осталь­ном,— замечает проф. М. Грушевс­кий,— главнейшие потребности на­родной жизни удовлетворялись ме­стными продуктами и изделиями». Соли не добывалось в стране вос­точных славян, и этот необходимый для человеческого существования продукт везли издалека — из Крыма, с берегов Балтики, из теперешней Галиции. Известия о доставке соли в киевские края из Галиции сохра­нились в летописной записи, отно­сящейся, правда, к концу XI века, когда в Киеве случился острый со­ляной голод: «Не стало соли во всей Русской земле» — шла война у киев­ского князя с галицким, и торговым людям не стало пути из Галича и Перемышля к Киеву. Но, несмотря на поздний характер этого известия о ввозе соли в страну славян из Га­лиции, можно смело думать, что так дело обстояло и в более древнее вре­мя. Что касается металлов, то славя­не, несомненно, умели добывать желе­зо из болотной руды, но его не хватало, и железо приходилось тоже покупать на стороне. Арабский писатель Аль-Бекри утверждает, что свинец и олово привозили в страну славян торговцы с Запада. С Запада шла к славянам и медь. Другим источником, снаб­жавшим славян металлами, могли быть Пермские и Приуральские стра­ны, где находят следы очень древних разработок тамошних богатых руд. Отсюда железо и медь попадали в страну славян через финнов.

Торговым центром как для внутрен­ней, так и для внешней, заграничной торговли давно, может быть, еще в VIII веке обозначился в стране сла­вян Киев, возникший на южном исхо­де великого водного пути по Днеп­ру. Поместившись ниже устьев глав­ных притоков Днепра — Припяти и Десны, Киев естественно становился сборным пунктом для всего, что двигалось по днепровской системе рек. А эта система своими развет­влениями близко соприкасалась с сис­темами других больших водных путей. Припять соединяла систему Днепра с системой Буга и Вислы, Сейм — с системой Дона, Десна — с системой Оки, верховья самого Днепра близ­ко подходят к верховьям Запад­ной Двины, Волги и соприкасаются с водными путями, ведущими в озер­ную область.

Киев же являлся перекрестком и сухопутных путей. Через Киев шел путь из Волыни и «из ляхов», а так­же и более юный из Чехии и Венг­рии — через Галицию. От Киева шел путь на северо-восток в Курскую об­ласть и на юго-восток к Переяславлю Южному, откуда и получали свое направление три знаменитых впослед­ствии пути — «греческий», имевший направление по Днепру в византий­ские владения в Тавриде, «западный», шедший по Днепру вниз и сворачи­вавший где-то не выше Канева к юго-востоку, и «соляной»— торная до­рога в Крымские солончаки за солью. Соль в Крыму добывалась с очень давних пор и вывозилась отсю­да даже в Малую Азию. «Кроме вы­воза соли, в Крыму,— говорит проф. М. Грушевский,— должен был происходить такой же обмен русских продуктов на греческие и вообще южные товары, какой лишь в большем размере велся в Константинополе». Константин Багрянородный говорит, что в крымских городах сосредото­чивалась греческая торговля со степными кочевниками, что херсонесцы покупали у печенегов шку­ры и воск; шкуры, действительно, могли быть печенежским товаром, но воск к печенегам мог попадать только из славянских рук, так как печенеги были дикие кочевники и пчеловодством вряд ли могли зани­маться. Во всяком случае, налич­ность целых трех сухопутных путей на юг, к Крыму, и возникновение впоследствии даже особого русского города и княжения в Крыму — Тмутараканского, настолько обшир­ного и богатого, что счастливый со­перник Ярослава Мудрого, его брат Мстислав, не захотел переехать из Тмутаракани в Киев, свиде­тельствуют о большом значении торговом, а впоследствии и полити­ческом, этих путей, ведших от Киева в Тавриду.

Являясь, таким образом, центром и перекрестком сухопутных и реч­ных путей с Юга на Север и с Запада на Восток, Киев, естественно, стал центром, где особенно ожив­ленно и интенсивно кипела тор­говая деятельность. Скоро благо­даря этому Киев обозначился и как политический центр страны, все богатство, вся хозяйственная жизнь которой так или иначе фиксировалась в Киеве. Все торговые города, вытя­нувшиеся нитью по Великому вод­ному пути, находились в экономи­ческой зависимости от Киева. «В Ки­еве сходились нити их благосостоя­ния: он мог подорвать их торгов­лю, перерезав главную артерию хозяйственных оборотов страны, не пропуская торговых лодок вниз по Днепру к азовским и черноморским рынкам. Поэтому общим интересом этих городов было иметь друзей в Киеве, чтобы из Киева иметь свобод­ный выход на степные торговые до­роги». Вот почему, когда стало под руководством варяжских князей скла­дываться Русское государство, Киев, естественно, сделался столицею ново­го государства, властно державшего в зависимости от своих князей отдален­ные края славянской стороны. Это значение Киева как центра госу­дарственной жизни выросло из его значения как центра народнохозяй­ственной жизни, около трех веков к Киеву тянувшей и из Киева только имевшей выход на широту и простор международного обмена.