Рассказы об осени из сборника «Затеси» В.П. Астафьева
Виктор Астафьев
Падение листа
Автор фото OLCEN
Я шел лесом, затоптанным, побитым, обшарпанным, в петлях троп
и дорог.
Не колесом, а плугом вроде бы ездили здесь, вроде бы воры-скокари
ворвались в чужой дом среди ночи и все в нем вверх дном перевернули. И все-таки
лес жил и силился затянуть травой, заклеить пластырем мхов, припорошить прелью рыжих
гнилушек, засыпать моросью ягод, прикрыть шляпками грибов ушибы и раны, хотя и такой
могучей природе, как сибирская, самоисцеление дается все труднее и труднее.
Редко перекликались птицы, лениво голосили грибники, вяло и бесцельно
кружился вверху чеглок...
Всюду по лесу чадили костры и возле них валялись наехавшие из
города труженики. Была середина воскресного дня. Разгоняя гиподинамию, горожане
рубили, пилили, ломали, поджигали лес, притомились уже и загорали под солнцем, с
утра скрывшимся за такой громадой туч, что казалось, и месяц, и год не выпростаться
ему оттуда. Но совсем легко, как бы играючи, солнце продрало небесное хламье - и
скоро ничего на небе не осталось, кроме довольного собою, даже самодовольно бодрого
светила.
Автор фото Ольга
Кочурова
Впереди, чуть выдавшаяся к дороге, стояла некрупная, коленом
изогнутая черно-пегая береза, вся прошитая солнцем, трепещущая от тепла, истомы
и легкого, освежающего дуновения, происходящего в кроне, наверное, это и было дыханием
самой кроны. Горькой струей сквозящую печаль донесло до меня – так может пахнуть
только увядающее дерево, и не слухом, не зрением, а каким-то, во мне еще не отжившим,
ощущением природы я уловил неслышное движение, заметил искрой светящийся в воздухе
и носимый воздухом березовый листок.
Медленно, неохотно и в
то же время торжественно падал он, цепляясь за ветви, за изветренную кожу, за отломанные
сучки, братски приникая ко встречным листьям, - чудилось: дрожью охвачена тайга,
которой касался падающий лист, и голосами всех живых деревьев она шептала: "Прощай!
Прощай!.. Скоро и мы... Скоро и мы... скоро... скоро..."
Чем ниже опускался лист,
было ему падать все тягостней и тягостней: встреча с большой, почти уже охладевшей
землею страшила его, и потому миг падения листа все растягивался, время как бы замедлилось
на размытом далью обрыве, удерживало себя, но могильная темь земли, на которую предстояло
лечь листу, погаснуть, истлеть и самому стать землею, неумолимо втягивала его желтое
свечение.
Я подставил руку. Словно
учуяв тепло, лист зареял надо мной и недоверчивой бабочкой опустился на ладонь.
Растопорщенный зубцами, взъерошенный стерженьком, холодящий кожу почти невесомой
плотью, лист все еще боролся за себя, освежая воздух едва уловимой горечью, последней
каплей сока, растворенной в его недрах.
Упругости листа хватило
на полминуты, не более, жилы и жилочки его ослабли, распустились, прогнулся серединой
лист и обрывком искуренной бумажки расклеился на моей ладони. Обшаривая глазами
березу, в чуть колеблющейся, как бы случайно здесь присутствующей, тонкой нити я
обнаружил не прочерк, не проседь, а слегка лишь приморившуюся струйку зелени. Там,
вверху, в зеленой березовой семье, жил и этот листок, величиною с гривенник.
Самый маленький, самый слабый, он не удержал своей тяжести, у
него не хватило силы на все лето, и суждено ему было первому подать весть о надвигающейся
осени, первому отправиться в свой единственный, беспредельный полет...
Как он пробудился и занял
свое место в лесу? Не замерз весною, не засох в июльской жаре? Сколько сил потратила
береза, чтобы этот ее листок выпростался из немой, плотно заклеенной почки и зашумел
веселым шумом вместе со всеми листьями, стал частицей того мира, в котором с таким
трудом прорастает и утверждается все доброе, нужное, а злое является вроде бы само
собою и существует, совершенствуется в силе и наглости.
…Лист, оставаясь листом, никогда и ни в чем не повторялся. Даря
земле, тайге, березе и себе радость вечного обновления, он расцветом и сгоранием
своим продолжался в природе. Увядание его - не смерть, не уход в небытие, а всего
лишь отсвет нескончаемой жизни. Частица плоти, тепла, соков и этого вот махонького
листа осталась в клейкой почке, зажмурившейся скорлупками ресниц до следующей весны,
до нового возрождения природы.
Падает лист, маленький,
бледный. Наступает еще одна осень, всегда пробуждающая потребность в самоочищении.
Пройдет неделя-другая, и всем ударам себя подставившая придорожная береза отодвинется
от леса, от мира, от людей. Да, она будет стоять все тут же, все так же, на виду,
и в то же время сделается отчужденной, в себя самое погруженной, и лес по горам
оцепенеет в неслыханно ярком наряде, все силы, всю свою мощь, всю тихую тайну выставив
напоказ.
Скорбь уходящего лета
напомнит нам о наших незаметно улетающих днях; что-то древнее, неотступное стронется
в нас, замедлится ход крови, чуть охладится, успокоится сердце, и все вокруг обретет
иной смысл и цвет.
Нам захочется остановиться,
побыть наедине с собой, заглянуть в глубину себя.
Но и это робкое желание
невыполнимо. Остановиться уже невозможно. Мы мчится, бежим, рвем, копаем, жжем,
хватаем, говорим пустые слова, много, очень много самоутешительных слов, смысл которых
потерян где-то в торопливой, гомонящей толпе, обронен, будто кошелек с мелочью.
Воистину как в шотландской пословице: "Чем хуже дела в приходе, тем больше
работы звонарю..."
Ах, если бы хоть на минуту
встать, задуматься, послушать себя, душу свою, древнюю, девственную тишину, проникнуться
светлой грустью бледного листа - предвестника осени, еще одной осени, еще одного,
кем-то означенного круга жизни, который совершаем мы вместе с нашей землею, с этими
горами, лесами, и когда-то закончим свой век падением, скорей всего не медленным,
не торжественным, а мимоходным, обидно простым, обыденным - на бегу вытряхнет из
себя толпа еще одного спутника и умчится дальше, даже не заметив утраты.
Автор фото Ольга
Кочурова
Притихла земля. Притихли
леса и горы. Воссияло всей глубиной небо, чтоб отражение листа в нем было нескончаемо,
чтоб отпечатался его лик в беспредельности мироздания, чтоб сама земля, приняв форму
листа, похожего на слабое человеческое сердце, легко и празднично кружилась среди
звезд, планет и там продолжилась в стремительном движении неведомых нам миров.
Я разжал ладонь. Лист
еще жил, слабо дыша воедино сплетенными жилками, однако не впитывал света, тепло
солнца не проникало в глубь его. Все силы листа растратились на чуть желтоватый,
бледный цвет, на этот краткий и бесконечный миг падения к подножию дерева.
И возникла простая и такая
будничная мысль: пока падал лист, пока он достиг земли, лег на нее, сколько же родилось
и умерло на земле людей?
Сколько произошло радостей, любви, горя, бед? Сколько пролилось
слез и крови? Сколько свершилось подвигов и предательств? Как постигнуть все это?
Как воссоединить простоту и величие смысла жизни со страшной явью бытия?
Осторожно прижав выветренный
лист к губам, я пошел в глубь леса. Мне было грустно, очень грустно, хотелось улететь
куда-то. Показалось даже, что у меня за спиной крылья и я хочу взмахнуть ими, подняться
над землею. Да, пересохли, сломались и отмерли мои крылья. Никогда не улететь мне.
Остается лишь крикнуть что-то, душу рвущее, древнее, без слов, без смысла, одним
нутром, одним лишь горлом, неизвестно кому, неизвестно куда, жалуясь на еще один,
улетевший беззвучным бледным листком год жизни. Сколько их еще осталось? Сколько
еще предстоит томиться непонятной человеческой тоской и содрогаться от внезапности
мысли о тайне нашей жизни? Страшась этой тайны, мы все упорней стремимся ее отгадать
и улететь, непременно улететь куда-то.
Быть может, туда, откуда опали живым листом, в пути обретшим
форму человеческого сердца, чтобы зеленью устелить планету, объятую пламенем, сделать
ее живодышащей, цветущей или дожечь в слепом, безумном огне и развеять пепел в немой
бесконечности?
Кто скажет нам об этом?
Кто утешит и успокоит нас, мятущихся, тревожных, слитно со всей человеческой тайгой
шумящих под мирскими ветрами и в назначенный час, по велению того, что зовется судьбою,
одиноко и тихо опадающих на землю?
Виктор Астафьев
Паутина
Автор фото ulenickij.
Грибное предосенье. Липнет
паутина к лицу. Заденешь, раздерешь паутину - и в сырую траву горохом осыпаются
пауки. Путаясь в смятой паутине, они часто и беспомощно перебирают закорючинками
лапок.
А ведь в только что растянутой
паутине, в сложных и мудрых хитросплетениях ее они жили, кого-то сторожили и чувствовали
себя по-хозяйски дома.
Нарушился порядок. Не
стало гармонии. Рухнул паучий мир, выпало звено из природой отлаженной жизни, лопнула
еще одна ее тонкая струна.
Я смотрю на железнодорожный
мост, мерцающий сплетениями паутины над широкой рекой, и вижу, как быстро-быстро
по его нитям перебирается многолапый и многорукий паук.
Виктор Астафьев
Зеленые звезды
Автор фото Людмила Вальне
Шагаем с приятелем по берегу Койвы - притока Чусовой. Леса еще
в зелени, еще по берегам щетинится густая осока, на прибрежных озерах не закрылись
зеленые ладошки кувшинок, еще вчера тянулась длинными нитями в воздухе паутина -
и на тебе - снег!
Сквозь тихую, снежную завесь мир кажется оробевшим, и мелькают,
мелькают блики зелени. А вон впереди, в неподвижном белом царстве заполыхали огоньки.
Подходим ближе и видим запламеневшую рябину. Пугливое дерево - рябина, оно раньше
других почувствовало приближение снега и поспешило окраситься осенним цветом. С
грустным шорохом опадают багровые розетки с рябин и одиноко, печально светятся на
белом, но еще не ослепительном снегу. Холода-то настоящего еще нет, и снег не серебрится.
По вот поредел снег. Больше зелени перед глазами, и, наконец, мы видим лес, небо,
хмурое небо в мохнатых тучах, меж которыми лишь кое-где видна бледная просинь. На
берегах бело, и оттого река кажется темной, неприветливой. Тени скал в ней не отражаются,
как летом.
Утки тронулись в путь. Летят низко над рекой, большими стаями.
Садятся на голые обмыски, прячут головы под крыло. Снег быстро тает, на глазах оголяются
бугорки, с зеленых листьев берез и мягких лап пихтача падает густая громкая капель.
Весь лес заполнен шорохом, щелком и треском.
Но что это? Перед нами огромные зеленые звезды. Такие звезды
возможно увидеть только в лесу и только после ранней выпадки снега. И еще такие
звезды можно увидеть в мороз на окне, сказочные звезды папоротника, только звезды
те меньше и белые они.
А здесь они раскидистые, зеленые.
Рос папоротник развалистым пучком. Пал на резные листья тяжелый
снег, приклеил их к земле. Распростерлись зубчатые, огромные звезды таинственного,
сказочного папоротника. Я как-то слышал, еще в детстве: если найти цвет папоротника
и взять в руку - станешь невидимкой. Сейчас, глядя на волшебные звезды, я верю этому.
Я верю всему, что связано с лесом.
Едва ли нынче возможно спасти русского человека посредством слова,
но утешить этим словом можно, поговорив с ним по душам, хотя бы на минуту приостановившись
в этом житейском бедламе, вспомнив о себе, а значит, и о нем.
Земля наша справедлива ко всем, хоть маленькой радостью наделяет
она всякую сущую душу, всякое растение, всякую тварь, и самая бесценная, бескорыстно
дарованная радость - сама жизнь!
Источники:
Астафьев В.П. Затеси./
Виктор Астафьев. – М.: Эксмо, 2007. – 720с. – (Русская классика ХХ века)
Яндекс.фотки. фотки
Комментариев нет:
Отправить комментарий