Книга Юрия Коваля и Татьяны Мавриной «Жеребенок». Продолжение

Петух и красный дом

Серые, серые вокруг дома, и вдруг один — красный.

Он стоит на красном посаде, окнами к солнцу, гордый такой дом, взгляд веселящий. В нём живёт добродушная собака Шавочка. Целыми днями лежит Шавочка на лавочке, никого не трогает. Только мух очень не любит. Как увидит муху — зубами клацает.

Я, когда мимо прохожу, с Шавочкой на лавочке обяза­тельно посижу, за ухом её почешу. Сижу да чешу, а она лежит зажмурившись, да вдруг как клацнет зубами на муху пролетевшую. Однажды сидим мы так, как вдруг из дому выходит петух. Красивый. Он мне сразу понравился.

Петух прошёлся, огляделся и вдруг, как бешеный, налетел на меня. Клюётся, крыльями бьёт.

 — Петя! — кричу.— Петя!

Какой там Петя? Наскакивает, в коленку клюёт, а Шавочка дремлет, ничего не замечает. Схватил я грабли, что стояли у забора, отбился от петуха.

Теперь уж я к дому красному близко не подхожу, с Шавоч­кой на лавочке не сижу. Она сама ко мне приходит. К моему дому, к серому. Сидим на скамеечке, на мух зубами клацаем. Вот я и думаю: не завести ли петуха?

Весенний кот

Пришла весна, зацвели мать-и-мачеха и не­забудки, под коричневыми корнями леса яви­лись подснежники, а в соседнем доме неожи­данно расцвёл Кот.

Подснежниками заголубели котовьи усы, мать-и-мачехой и листом черёмухи зазолотели глаза, а на лапах и на груди объявились белые вербные серёжки. Разукрашенный, цветущий, полёживал он на новой траве, посиживал на старом заборе, блистал глазами на крыше сарая. Я всё ждал, что на хвосте у него объявится какой-нибудь тюльпан весенний, особенный, котовий, но тюльпан не появ­лялся.

«Наверно, у котов хвосты цветут позднее,— думал я.— Ле­том, в июле».

Летний кот

Тут на днях встретил я Летнего кота. Ры­жий и жаркий, вобравший в себя солнеч­ный зной, лениво развалился он в траве, еле шевелил усами. Заслышав мои шаги, он под­нял голову и строго поглядел: дескать, про­ходи, проходи, не заслоняй солнца. Целый день валялся кот на солнце. То правый бок подставит солнцу, то левый, то хвост, то усы.

Начался закат и кончился. Наступила ночь, но долго ещё что-то светилось в саду. Это светился лет­ний солнечный кот-подсолнух.

РУКА

А ведь это очень простое слово - рука. Чего уж про­ще? Рука да нога, ухо да глаз.

Но это слово обретает особен­ный смысл, когда говорят про руку художника.

О, это рука великого Врубеля! Чувст­вуется рука Мастера!

Сердце художника и вся жизнь его, труды и страданья заключены в эти два слова — рука художника.

Между прочим, любой человек, который со­брал букет и несёт его, держа в кулаке, может с уважением глянуть на свою руку. В этот момент его кулак — рука художника.

На рисунке, который вы видите здесь, нарисо­вана рука художника Николая Кузьмина. Он со­брал золотой букет.

А сам рисунок — это рука Татьяны Мавриной.

Ну а рассказы, простите,— моя рука.

Лебеди и журавли

У песчаной косы северного моря прикормили люди диких лебедей. Двух старых и трёх молодых. Всё лето носили им на берег кусочки хлеба — лебеди и привыкли, остались зимовать.

Ударили морозы, льдом прихватило песчаную косу. Не подойти к лебедям — ломается тонкий лёд. И они к берегу подплыть не могут, а по льду пешком идти колко и зябко. Не получается у них пешком по льду. Один опытный охотник надел высокие сапоги-бродни, пошёл к ним, проламывая лёд. Покормил. И люди на берегу радовались — жалко ведь лебедей.

«Эх, да что ж вы не улетели-то? — думал я.— Крылья-то небось есть!»

И вспомнил журавлей. Сколько раз хотел к ним подойти и в полях, и на лесных болотах, а не получалось. Да я бы и хлеба принёс, лишь бы поглядеть вблизи диких жу­равлей.

Нет, не надо им нашего хлеба. Этих не прикормишь.

Везуха

Ванечка-то наш Пряников корову купил. Поехал в Талдом на велосипеде и купил. Привязал корову на верёвку, домой повёл. В одной руке коро­ва, в другой — велосипед. Тут ему и пришёл в голо­ву вопрос:

«Зачем я велосипед зря в руке везу? Сяду и по­еду, а корову буду на верёвке тянуть».

Сел и поехал потихоньку, кругалями, корову за верёвку тянет. Она — ничего, мирно идёт, не брыкается.

«Ну, везуха,— думает Ванечка.— Не брыкается. А не при­бавить ли скорости? Ну, пробежится немного корова, чего осо­бенного?»

Прибавил, и корова прибавила. Топает копытами, машет хвостом.

«Ну, сила-корова! — думает Ванечка.— Везуха! Её хоть к мотоциклу привязывай!»

Дорога свернула, и Ванечка свернул, за ним и корова сверну­ла. Пробежались ещё немного. Тут корова дёрнула за верёвку, и Ванечка вылетел в кювет, носом в глину.

Вылез на дорогу, а корова травку свежую огребает язы­ком.

«Ну, сила-корова! — думает Ванечка.— По асфальту ровно шла, а уж тут — клевер, конечно! Умная-то какая! Вот ведь везуха! Вечером молоко будем есть».

Старая яблоня

Целый день сидит у дороги бабка, яблока­ми торгует.

Мчатся мимо яблок машины, мотоциклы, ревут трактора. Иной раз остановится ма­шина, купит яблок и дальше гудит.

Вот едет грузовик. Этот яблок не купит, некогда ему. Автобус бы купил, да у него остановка за три километра. А это «Запоро­жец», если и купит, так полкило.

Я остановился, купил полведра.

— А ты ведь, радетель, и на ведро тянешь,— сказала бабка.

Сидит бабка у дороги, за спиной у неё рябина, а за забо­ром яблоня старая стоит, на ней яблоки зреют, на землю падают.

Целый день работают они. Бабка торгует, яблоня яблоки роняет. Так и живут.

Певцы

На лавочке возле бани на самом .краю деревни сидят два старика, а рядом три вороны в цветах.

Напарились старики, намаялись и намылись, чаю напились, прямо здесь, возле бани. А что? Набрали из котла кипятку, а заварочка-то в кармане была, а вместо сахара вон там малины полно. Напарились, намаялись, чаю с малиной напились, стали песни играть.

 - Эх, когда мне было лет семнадцать...— затянул Запевало.

 - Ходил я в Грешнево гулять,— подхватил Подхватило.

Спели это, передохнули, чайку глотнули, похлопали друг друга по плечам, помолчали. Запевало снова набрался духу и грянул:

— Эх, не раз, не два оттуда гнали...

— Я всё за шутку принимал,— закончил Подхватило.

Тут надо большую передышку делать — многое спето. Мож­но и чайку глотнуть и по ягодке пропустить. Вовсе не обязатель­но песню прямо подряд петь и петь. Её тоже всю пережить надо.

Вот певцы молчат, переживают, чай пьют, а вороны не вы­держали такого долгого переживания и закаркали, раззадо­ренные песней.

Всю передышку испортили, каркают прокуренными голо­сами.

Рассердились певцы.

— Чёрный ворон, что ты вьёшься?..— затянул Запевало.

— Над моею головой...— подхватил Подхватило.
Замолчали вороны, а старики всё поют, обнявшись, и грозят­ся на ворон кулачками.

Источник: Коваль Ю.И., Маврина Т.А.   Жеребенок./ Татьяна Алексеевна Маврина, Юрий Иосифович Коваль. – М.: Детская литература, 1989. – 56 с.