Сказочные рассказы Юрия Коваля и иллюстрации Татьяны Мавриной. Книга «Снег»

Красота русской природы и российской провинции, красота слова Юрия Коваля, красота рисунка Татьяны Мавриной, всё это наполнено любовью, жизненной силой, добротой, теплом и юмором

Сказки и рассказы Юрия Коваля – это слово художника. А художник видит мир совсем не так, как обычные люди. Реальная жизнь в слове мастера приобретает признаки чуда. И вот на грани чудесного и реального происходят все события, о которых он рассказывает. Удивительный писатель видит в окружающем нас мире что-то такое, чего мы не замечаем, мимо чего проходим, думая, что чудесного и волшебного в этой вроде бы серой жизни не бывает. Юрий Коваль похож на чудотворца, который превращает скучноватый денек в веселый и цветной, таинственно радостный день нашей жизни. Да, каждый день – подарок Божий. Писатель утверждает, что надо дорожить каждым мгновением жизни и видеть в ней красоту. И читающий его произведения читатель поймет, что живет каждый день среди интересных, непохожий друг на друга людей, которых нужно не только уважать, но и любить. И беспредельно созвучны сказкам Ю. Коваля иллюстрации замечательной и веселой художницы Татьяны Мавриной. Возлюбите ближнего своего, как самого себя – как же прекрасна эта Божия заповедь, воплощенная в творческом дуэте талантливых художников…

Эпиграф

   Пушкин А.С. Отрывок из «Евгения Онегина»

Уж небо осенью дышало,
Уж реже солнышко блистало,
Короче становился день,
Лесов таинственная сень
С печальным шумом обнажалась,

 Ложился на поля туман,

Гусей крикливых караван
Тянулся к югу: Приближалась
Довольно скучная пора;
Стоял ноябрь уж у двора.

Коваль Ю.И., Маврина Т.А.

«Снеги белы»

Холодные уже наступили времена. Тёмные настали долгие ночи.

Вечерами всё сидит Орехьевна у окна, вяжет варежки и напевает:

— У меня пред окном
Распустилась сирень...

 - Сирени теперь долго не дождаться,— сказал я.— Про сирень — не время петь. Зима на носу. Грачи последние улетают.

 - Про сирень всегда время петь. И зимой, и летом.

Она отложила вязанье, глянула в потолок и вдруг запела:

— Снеги белы выпадали.

— Охотнички выезжали! — подхватил я.

 Так мы пели и глядели в потолок, наверно, потому, что откуда-то оттуда, из высот запотолочных, ожидали мы снега.

А наутро, когда я проснулся, Орехьевна сказала:

 — Накликали мы с тобой, зазвали, наманили...
Необыкновенно светло было в избе. Серебряный снежный свет шёл из окон.

Я надел валенки, выскочил на улицу.

Первый снег этого года ровно и плотно лёг на землю. Всё покрыл — и крыши, и дорогу, и дальние лесные по­ляны.

Сосед наш Ляксандрыч вышел на улицу и тоже в ва­ленках.

— Вот теперь и считай,— сказал Ляксандрыч.— Через сорок дней ляжет настоящий снег, а это — первая пороша. Она скоро растает.

Вот я теперь и считаю, сколько дней ждать снега настоящего, долгого, довесеннего. И валенки, конечно, не снимаю.

Я эти валенки и летом  надеваю. Когда в баню иду. Люблю я валенки. Но только — с галошами.

Коваль Ю.И., Маврина Т.А.

«Два слова»

 - Лось, уйди! — сказал кто-то.

А кто сказал — непонятно.

Лосей не было видно, а лес, приби­тый, оглушённый снегом, дремал, не ше­велился.

Наступила ночь, за ночью — утро, за утром — день. Никто больше ничего не говорил, не кричал, но те два слова так и остались в лесу. Ведь их кто-то сказал, а никто не услышал, значит, они ещё были живы.

Так и стояли эти живые слова среди заснеженных деревьев.

Прошла ещё ночь, а наутро объявились в лесу три человека.

Одного звали Глебыч, другого — Парфёныч, а третий был я.

 

Собака Кама

Собака Волга

С нами гуляли две собаки — Кама и Волга.

Я, как вошёл в лес, сразу почувствовал — что-то неладно. Что-то тревожило меня. Глебыч беспокойно вертел головой, а Парфёныч всё кашлял.

Вдруг послышался голос. Это был гонный голос Волги. Кама подхватила, и вот зашумели, загамели собаки, и мы увидели, как идёт, ломая сучки и ветки, огромный сухопарый и сохатый лось.

  Высоко подымая ноги, в снегах шёл он. Глебыч вертел голо­вой, покашливал Парфёныч, а я тревожно вслушивался. Каза­лось — слышу какие-то слова. Я не знал, что живые слова стоят с нами рядом и беспокоят нас.

 

Лось ушёл. Глебыч и Парфёныч на что уж матёрые охотники, а будто позабыли, что за плечами у них ружья.

— Ишь рога отрастил! — сказал Глебыч.

А Парфёныч всё кашлял и, откашлявшись, заметил:

— Надо нам, братишки, белячка искать.

Коваль Ю.И., Маврина Т.А.

«УХ!»

     - Наши сани едут сами, — говорит возчик дядя Агафон.

— Где ж сами? Где же сами-то? — кричат ему  ребятишки.— Вон  их  кто везёт! Лошадь! Тучка!

— Не,— говорит дядя Агафон,— наши сани едут сами, а Тучка так просто, рядом бежит.

 - Ну где же это рядом-то бежит? — волнуются ребятиш­ки.— Она же сани тянет.

 - Ничего она не тянет,— ворчит Агафон.— Это сани её под­талкивают, подгоняют, дескать, беги шибче.

Ворчит и посмеивается дядя Агафон — приятно ему катить­ся на санях по мягкому снегу. Не то, что на телеге,— телега всю душу растрясёт.

— Эй, дядя Агафон! — кричат ему мальчишки с горки. — Это наши сани едут сами, а твои Тучка везёт.

Кто один, кто вдвоём, кто, сидя, а кто, лёжа на животе, мчатся с горки на санях» маль­чишки.

Ровно летят, быстро, режут полозьями снег и вдруг как ухнут куда-то вниз — ух! — подпрыгнут вверх — ух! — а потом куда-то вбок — ух! — и вывалились в снег.

Коваль Ю.И., Маврина Т.А.

«Муравьиный царь»

Иногда бывает  загрустишь чего-то, запечалишь­ся. Сидишь вялый и скучный — ничего не видишь, идёшь по лесу и, как глухой,— ничего не слы­шишь.

И вот однажды — а дело было раннею зимой — вялый и скучный, грустный и печальный, шёл я по лесу.

«Всё плохо,— думал я.— Жизнь моя никуда не годится. Прямо и не знаю, что делать?»

 - Клей! — услышал вдруг я.

 - Чего ещё клеить?

 - Клей! Клей! — кричал кто-то за ёлками.

Вдруг я заметил под ёлкою снежный холмик.

Я сразу понял, что это муравейник под снегом, но в муравейнике зияли отчего-то чёрные дыры. Кто-то нарыл в нём нор!

Я подошёл поближе, наклонился, и тут из норы высунулся серый длинный нос, чёрные усики и красная шапка и снова раздался крик:

— Клей! Клей! Клей!

И, размахивая зелёными крыльями, вылетел из муравейника наружу Муравьиный царь.

От неожиданности я отпрянул, а царь Му­равьиный полетел низом между деревьями и кри­чал:

— Клей! Клей! Клей!

«Тьфу ты пропасть! — думал я, вытирая пот со лба.— Клей, говорит. А чего клеить-то? Чего к чему приклеивать? Ну и жизнь».

Между тем Муравьиный царь отлетел недалеко, опустился на землю. Тут был другой муравейник, в котором тоже чернели норы. Царь нырнул в нору и пропал в глубине муравейника.

Тут только я понял, кто такой Муравьиный царь. Это был Зелёный Дятел.

Не всякий видывал зелёного дятла, не в каждом лесу живут они. Но в том лесу, где много муравейников, обязательно встре­тишь зелёного дятла.

Муравьи — любимое блюдо зелёных дятлов. Зелёные дятлы очень любят муравьев. А муравьи зелёных дятлов терпеть не могут.

«А мне-то как быть? — думал я.— Я люблю и тех и других. Как быть? Как в этом во всём разобраться?»

Я пошёл потихоньку домой, и вдогонку мне кричал Муравьи­ный царь:

 - Клей! Клей! Клей!

 - Ладно, ладно,— бормотал я в ответ.— Буду клеить! Буду! Короче — постараюсь.

Коваль Ю.И., Маврина Т.А.

«Дед, баба и Алеша»

Дед

Баба

Заспорили дед да баба, на кого похож их внук. Баба говорит:

 — Алёша на меня похож. Такой же ум­ный и хозяйственный.

Алёша говорит:

 - Верно, верно, я весь в бабу.
Дед говорит:

 - А по-моему, Алёша на меня похож. У него такие же глаза красивые, чёрненькие. И наверно, у него такая же борода большая вырастет, когда Алёша и сам выра­стет.

 Алёше захотелось, чтоб у него выросла такая же борода, и он говорит:

 — Верно, верно, я больше на деда похож.

Баба говорит:

 — Какая борода большая вырастет, это ещё неизвестно. Но Алёша на меня куда сильнее похож. Он так же, как я, любит чай с мёдом, с пряниками, с вареньем и с ватрушками с творо­гом. А вот как раз самовар поспел. Сейчас посмотрим, на кого больше похож Алёша.

Алёша подумал немного и говорит:

 — Пожалуй, я всё-таки сильно на бабу смахиваю.

Дед почесал в затылке и говорит:

 — Чай с мёдом — это ещё не полное сходство. А вот Алёша, точно так же, как я, любит лошадь запрягать, а потом на санках в лес кататься. Вот сейчас заложим санки да поедем в лес. Там, говорят, лоси объявились, сено из нашего стожка щиплют. Надо поглядеть.

Алёша подумал-подумал и говорит:

 — Знаешь, деда, у меня так странно в жизни получается. Я полдня на бабу похож, а полдня — на тебя. Вот сейчас чаю попью и сразу на тебя похож буду.

И пока пил Алёша чай, он точно так же прикрывал глаза и отдувался, как бабушка, а уж когда мчались на санках в лес, точно так, как дед, кричал: «Но-ооо, милая! Давай! Давай!» — и щёлкал кнутом.

Коваль Ю.И., Маврина Т.А.

«Снегодождь»

 

 

Я выглянул в окно узнать, какая погода, и не понял, что там на улице — снег или дождь?

Мутным, серым был воздух, и с неба лете­ло на землю что-то непонятное. Были видны и дождевые капли и вялые снежинки.

— Снегодождь. Опять снегодождь.

Как долго, как мучительно вставала зима в этом году. Выпадет снег — и сразу весело станет. Достанешь санки — и на горку, ка­таться. А пока едешь на санках с горы, снег уж растаял, пашешь носом землю.

 — Что за времена? Что за зимы? — вздыхала Орехьевна.— Никогда теперь не будет настоящей зимы.

 — Надоел снегодождь,— говорил я.— Нужен снегопад.

Как-то в конце декабря, ночью, вышел я на улицу.

Все зимние звёзды и созвездия были передо мной. И небес­ный охотник Орион, и Псы — Большой и Малый, и Возничий, и Близнецы.

— Что же такое делается-то? — обратился я к Ориону.— Снегодождь.

Снежинки от Татьяны Мавриной

Снегопад

Снежинки от Татьяны Мавриной

И тут тряхнул Орион плечом, и с плеча его полетела на землю звезда, за нею — другая, третья. Начался настоящий декабрьский звездопад.

Затихли скоро звёзды, угасли, и откуда-то из чёрных глубин ночи явились снежинки. Звездопад превратился в снегопад.

Повалил снег валом, и вся деревня — дома и сараи — пре­вратилась вдруг в сказочный город.

И сразу мне стало ясно, что снег этот лёг окончательно и надолго и будет лежать до тех пор, пока виден на небе Орион. Значит — до самой весны.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

Источник:

Маврина Т.А., Коваль Ю.И. Снег./ Татьяна Алексеевна Маврина, Юрий Иосифович Коваль. – М.: Детская литература, 1985. – 56 с.