Поэты – фронтовики . Луконин М.К.

Поэты – фронтовики на войне и о войне

Луконин Михаил Кузьмич (1918 – 1976 гг.)

Луконин М.К. Источник изображения: Сборник «День поэзии»

Участник советско-финляндской войны 1939—1940 годов, стрелок лыжного батальона. Во время Великой Отечественной войны - военный корреспондент, был ранен.
Член СП СССР с 1946 года. Секретарь правления СП СССР с 1971 года.
М. К. Луконин умер 4 августа 1976 года. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 9).

Луконин Михаил

Хорошо!

Хорошо перед боем,
когда верится просто
в то,
что встретимся двое,
в то,
что выживем до ста,
в то,
что не оборвётся
всё свистящим снарядом,
что не тут разорвётся,
дальше где-нибудь, рядом.
В то,
что с тоненьким воем
пуля кинется мимо.
В то,
чему перед боем
Верить необходимо.   1942

Виктор Чалмаев о Михаиле Луконине

«В ЭТОМ ЗАРЕВЕ ВЕТРОВОМ...»

Стихотворение «Приду к тебе» (1944), с его страст­ной сумятицей чувств, угловатой неловкостью самообъяснений, с неожиданной для традиционного ли­рического послания с фронта «отчужденностью» от любимой, создавалось Михаилом Лукониным в со­стоянии возросшего недоверия к нарядному, внешне поэтическому слову. Оно его совсем не радовало, может быть, даже удручало своей «послушностью», гибкостью.

В трагический для родного ему Сталин­града день — воскресенье 23 августа 1942 года,— когда небо, казалось, заполнили серебристо-холодные тела «юнкерсов», скорпионоузкие фюзеляжи «мессе­ров», когда в гудящем пламени гигантского пожара, в черных хлопьях пепла, среди языков пламени из рвущихся нефтебаков словно утонул весь город, поэт был на другом фронте. Но образ Сталинграда с полот­нищем дыма, «свесившимся» над Волгой, с пустыми глазницами окон, кусками зданий, с Волгой, изрытой взрывами, вошел в его память навсегда. Это был «язык» войны, ее страшное обобщение.

Где взять слова, которые были бы равновелики и такому подвигу и такой трагедии?

В стихотворении «Моим друзьям» эти муки вне­запной немоты, боязни слов пустых, без пульса, раз­решает и снимает вмешательство соседа по госпиталь­ной палате. Он готов помочь сочинителю писем домой:

Я дам слова!
Ты только жизнь люби!

В стихотворении «Сталинградский театр» (1946) поэт вновь теряет эту уверенность обрести желанное слово, пережить полет души, достойный, скажем, по­двига изнемогающего от ран старшины, который стре­лял по врагу в театре из суфлерской будки:

... и думал о тех,
Кому на сцене жить.
Какую правду
          и в слезы
                   и в смех
Должны они вложить!
Какие волнения им нужны,
Какие нужны слова,
Чтоб после подвига старшины
Искусству
          вернуть
                   права!

Стихотворение «Приду к тебе» — о тех, кому жить не на сцене, а в жизни. А это — еще сложнее.

Есть, повторяю, какая-то страстная сумятица чувств, тревог, есть интонации неуверенности в нелов­ких самообъяснениях и догадках уже в первых строках этого необычного для нашей поэзии лирического по­слания с фронта. Оно и появиться могло, пожалуй, только в 1944 году. И только в творческом сознании  Михаила Луконина, неспособного поместить образ любимой ни в какую иную воображаемую «среду оби­тания», кроме родного Сталинграда. А эта «привязка» сразу породила у лирического героя множество со­мнений, тревог. Изменился весь характер исповеди, воображаемого диалога:

Захочу рассказать о смертном дожде,
как горела трава,
а ты — и ты жила в беде,
тебе не нужны слова.
Про то, как чудом выжил, начну,
как смерть меня обожгла,
а ты, ты в ночь роковую одну
Волгу переплыла...

Близка победа, встреча с любимой и вдруг... боязнь!

Спеть попрошу, а ты сама
забыла, как поют...

И естественно, что к возвращающемуся из фрон­тового ада бойцу только один вид ласкового отноше­ния — тот, который вновь, с удивительной последо­вательностью, будет отрицать Луконин:

Нам не речи хвалебные,
нам не лавры нужны,
не цветы под ногами,
нам, пришедшим с войны...

Нам не отдыха надо
и не тишины.
Не ласкайте нас званьем:
«Участник войны!»

(«Пришедшим с войны»)

Впрочем, и в стихотворении «Приду к тебе» это странное, на первый взгляд, упрямство, боязнь уми­ления, благодарности уже звучит.

Ты думаешь:
принесу с собой
усталое тело свое.
Сумею ли быть тогда с тобой
целый день вдвоем?

И это после четырех лет ожидания встречи? Лирический герой Луконина живет мукой и тревогой. Это в какой-то мере созвучно проблеме рассказа А. Платонова «Возвращение»,— как преодолеть те рвы, что неумолимо вырывает в душах война, как ослабить власть ее ударов? Как не прийти домой с пустой душой? Если человек на фронте «молчанием ожесточенья, как порохом, пропитан весь» (А. Недогонов), то его действительно может свести с ума «непривычный уют», он будет отчужден даже от любимой:

Потом покоя тебя лишу,
вырою щель у ворот,
ночью,
вздрогнув,
тебя спрошу:
 — Стой! Кто идет?!

Лирика Луконина «терпима» к таким заострениям. Она не выносит лишь умиленности, сентиментальности. В 1944 году поэт, словно предвидя будущие муки трудной душевной совместимости, возрождения люб­ви, зная, как много нежности выжгла, унесла война, как жгуча «слеза несбывшихся надежд», скажет о действительном величии фронтовика, того, кто мог сделать спасительный и для будущего выбор:

В этом зареве ветровом
выбор был небольшой.
Но лучше прийти
с пустым рукавом,
чем с пустой душой...

Источники:

День Поэзии. 1985 год.: Сборник./ сост. С.С. Лесневский, В.Н. Мальми, художник Владимир Медведев. – М.: Советский писатель, 1986. – 240 с.

Интернет – ресурсы:

http://er3ed.qrz.ru/lukonin.htm ЗДЕСЬ стихи Михаила Луконина