Осень в последние годы творчества Левитана И.И.
Левитан И.И. Осень. Усадьба. 1894. Бумага, пастель.
Областной музей изобразительных искусств им. М.А. Врубеля. Омск
«Почти у каждого из нас остались в памяти еще с детства
лесные поляны, засыпанные листвой, пышные и печальные уголки родины, что сияют
под нежарким солнцем в синеве, в тишине безветренных вод, в криках кочующих
птиц». (Паустовский К.)
Живописный талант Левитана очевиден — художник умел использовать все колористическое богатство масляной палитры. Только в живописи, которая создавала иллюзию материальной конкретности, он мог полностью выразить свое глубокое понимание и чувство природы. В графике Левитан видел лишь вспомогательную технику, позволяющую быстро и четко зафиксировать интересную композицию.
Лишь одна техника из графического арсенала привлекала его — пастель. Серьезно заниматься пастелью Левитан начал только в 1893 году и настолько увлекся этой техникой, что сразу показал на выставках около 10 пастельных листов, а в 1894 году выполнил в пастели почти треть всех этюдов. (Однако уже на следующий год, ознаменованный целым рядом значительных живописных произведений, художник словно забывает о пастели, лишь изредка обращаясь к ней. Всего известно 36 пастельных листов Левитана, из которых 26 созданы в 1893-1894 годах.)
Видимо, к красочной «цветописи» таких важных картин следующего периода, как
«Март» и «Золотая осень», Левитан также пришел через пастель, в которой
легкость штриховки, сквозь которую всегда просвечивает белый лист, требует
большей яркости и выразительности цвета. Лиричность и нежность пастельной
графики соответствовала радостному настроению пейзажей 1895-1896 годов.
Скорее всего, в изящной рафинированности картины «Весна — большая вода»
немалую роль также сыграли пастельные этюды.Живописный талант Левитана очевиден — художник умел использовать все колористическое богатство масляной палитры. Только в живописи, которая создавала иллюзию материальной конкретности, он мог полностью выразить свое глубокое понимание и чувство природы. В графике Левитан видел лишь вспомогательную технику, позволяющую быстро и четко зафиксировать интересную композицию.
Лишь одна техника из графического арсенала привлекала его — пастель. Серьезно заниматься пастелью Левитан начал только в 1893 году и настолько увлекся этой техникой, что сразу показал на выставках около 10 пастельных листов, а в 1894 году выполнил в пастели почти треть всех этюдов. (Однако уже на следующий год, ознаменованный целым рядом значительных живописных произведений, художник словно забывает о пастели, лишь изредка обращаясь к ней. Всего известно 36 пастельных листов Левитана, из которых 26 созданы в 1893-1894 годах.)
Левитан И.И. Осенний пейзаж с церковью. 1890-е. Бумага,
пастель. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Очевидно, что «пастельный»
период был напрямую связан с живописными исканиями Левитана-пейзажиста того же
времени. Техника пастели позволяла Левитану максимально разнообразить палитру
светлых серых оттенков неба, одновременно не утяжеляя самого красочного
пятна. Прозрачность штриховки вместо плотного масляного мазка создавала
ощущение легкости и внутренней освещенности. Возможно, кроме сухих мелков
Левитан в некоторых листах использовал и мокрую пастель, похожую на акварель.
«Дни стояли солнечные, устойчивые, сухие. Русское лето, чем ближе к осени, тем больше бывает окрашено в спелые цвета. Уже в августе розовеет листва яблоневых садов, сединой блестят поля, и вечерами над Волгой стоят облака, покрытые жарким румянцем». (Паустовский К.)
«Дни стояли солнечные, устойчивые, сухие. Русское лето, чем ближе к осени, тем больше бывает окрашено в спелые цвета. Уже в августе розовеет листва яблоневых садов, сединой блестят поля, и вечерами над Волгой стоят облака, покрытые жарким румянцем». (Паустовский К.)
Чижевский А.Л.
Осень
Осень
Опять знакомая истома
Тревожит существо мое,
Опять стою у перелома
И созерцаю бытие.
Еще за окнами моими
Тепло последнее поет,
И над озерами лесными
Туман поутру восстает.
Дневное небо светло-сине,
Золотолист и весел сад,
В его редеющей вершине
Грачи встревожено шумят.
А в доме — странное томленье,
По щелям бродит тонкий свист,
Как будто струны в отдаленье
Перебирает бандурист.
Окно откроешь — ветер ясный
Пронизывает холодком,
И летней неги так напрасно
И безнадежно-тщетно ждем.
Опять знакомая истома
Тревожит существо мое,
Опять стою у перелома
И созерцаю бытие. 1916, Калуга; испр. в 1943, Челябинск
Тревожит существо мое,
Опять стою у перелома
И созерцаю бытие.
Еще за окнами моими
Тепло последнее поет,
И над озерами лесными
Туман поутру восстает.
Дневное небо светло-сине,
Золотолист и весел сад,
В его редеющей вершине
Грачи встревожено шумят.
А в доме — странное томленье,
По щелям бродит тонкий свист,
Как будто струны в отдаленье
Перебирает бандурист.
Окно откроешь — ветер ясный
Пронизывает холодком,
И летней неги так напрасно
И безнадежно-тщетно ждем.
Опять знакомая истома
Тревожит существо мое,
Опять стою у перелома
И созерцаю бытие. 1916, Калуга; испр. в 1943, Челябинск
Левитан И.И. Хмурый день. 1895. Бумага, пастель.
Государственный русский музей. Санкт-Петербург
Пастель давала Левитану
возможность иначе обращаться с цветом — в отличие от масляных красок здесь
необходимо сначала создать обобщенный тон, почти однородное цветовое пятно, а
затем поверху легкими штрихами наносить другой цвет для создания необходимых
оттенков и нюансов. Но пастельная техника не проста для живописца: в отличие от
плотной масляной структуры, где красочные слои могут совершенно закрывать друг
друга, воздушная, просвечивающая пастель не позволяет художнику несколько раз
изменять очертания предмета или цвет.
Мотив радостного торжества природных сил, мощно и неожиданно заявленный в «Марте», продолжен Левитаном в картине «Золотая осень». Она была написана уже не на пленэре, а в московской мастерской на основе натурного этюда. Однако это нисколько не уменьшает осязаемой достоверности и выразительности мотива.
Осень, как и весна, была в русском искусстве, как правило, темой для элегических пейзажей. Традиционно осенние виды подчеркивали увядание природных сил, символизировали закат человеческой жизни, воспоминания об ушедших лучших днях. Таким был и «Осенний день. Сокольники», одна из первых удачных работ Левитана. Теперь, спустя много лет, мастер воспевает другую осень — время предельной яркости красок, всплеск жизненной энергии.
Мотив радостного торжества природных сил, мощно и неожиданно заявленный в «Марте», продолжен Левитаном в картине «Золотая осень». Она была написана уже не на пленэре, а в московской мастерской на основе натурного этюда. Однако это нисколько не уменьшает осязаемой достоверности и выразительности мотива.
Осень, как и весна, была в русском искусстве, как правило, темой для элегических пейзажей. Традиционно осенние виды подчеркивали увядание природных сил, символизировали закат человеческой жизни, воспоминания об ушедших лучших днях. Таким был и «Осенний день. Сокольники», одна из первых удачных работ Левитана. Теперь, спустя много лет, мастер воспевает другую осень — время предельной яркости красок, всплеск жизненной энергии.
Левитан И.И. Золотая осень. 1895. Государственная
Третьяковская галерея, Москва
Картины Левитана середины
1890-х годов — при всем при том, что сам художник в это время довольно сильно
хандрил, — полны чувства радости, выражаемого в брызжущих с полотен ярких
красках. «Золотую осень», свое известнейшее произведение, художник создал в
тверском имении Горка, принадлежавшем А. Н. Турчаниновой, и построил его на
смелых цветовых контрастах.
Левитан снова обращается к панорамной композиции, однако она выглядит совершенно иначе, чем строгие волжские или озерные просторы. Край березовой рощи на переднем плане, извилистое узкое русло реки и сложная геометрия дальнего плана делают этот вид более близким, человечным. Однако в нем совсем нет камерной, задушевной обыденности, унаследованной молодым Левитаном от того же Саврасова. Красивая картинная композиция, несколько напоминающая театральные кулисы, придает «Золотой осени» приподнято-торжественный характер.
В цветовой гамме художник едва не переходит за грань реализма — еще один шаг, и теплый золотистый тон, объединяющий весь пейзаж, стал бы совершенно декоративным, превратился бы в условный «символ» осеннего колорита. Однако Левитан не переступает этой границы, в его отношении к природе всегда будет присутствовать то почтительное внимание к натуре, которое он впитал еще в Училище. Предельная эмоциональная напряженность, которой, как и «Март», пропитана «Золотая осень», не была свойственна мировоззрению Левитана. Каким бы темпераментным человеком он ни был, в его характере большую роль играла склонность к размышлению, созерцанию.
Промытое до прозрачной голубизны небо, золото листвы, зелень пожухлой травы сливаются в нечто неотменимое и вечное — в красоту мира, очаровывающую и просветляющую человека. Левитан «понял, — писал А. Головин, — как никто, нежную, прозрачную прелесть русской природы...»
Несмотря на замечательную живописную выразительность картины, которая могла бы рассматриваться как первый шаг русского искусства к экспрессионизму, сам автор не был ею доволен, считал ее «грубой». Год спустя он написал другой вариант этого же сюжета, в котором осенний пейзаж становится более холодным, спокойным...
Чехов придумал слово "левитанистый" и употреблял его очень метко. "Природа здесь гораздо левитанистее, чем у вас", - писал он в одном из писем. Даже картины Левитана различались, - одни были более левитанистыми, чем другие. Вначале это казалось шуткой, но со временем стало ясно, что в этом веселом слове заключен точный смысл - оно выражало собою то особое обаяние пейзажа средней России, которое из всех тогдашних художников умел передавать на полотне один Левитан.
Левитан снова обращается к панорамной композиции, однако она выглядит совершенно иначе, чем строгие волжские или озерные просторы. Край березовой рощи на переднем плане, извилистое узкое русло реки и сложная геометрия дальнего плана делают этот вид более близким, человечным. Однако в нем совсем нет камерной, задушевной обыденности, унаследованной молодым Левитаном от того же Саврасова. Красивая картинная композиция, несколько напоминающая театральные кулисы, придает «Золотой осени» приподнято-торжественный характер.
В цветовой гамме художник едва не переходит за грань реализма — еще один шаг, и теплый золотистый тон, объединяющий весь пейзаж, стал бы совершенно декоративным, превратился бы в условный «символ» осеннего колорита. Однако Левитан не переступает этой границы, в его отношении к природе всегда будет присутствовать то почтительное внимание к натуре, которое он впитал еще в Училище. Предельная эмоциональная напряженность, которой, как и «Март», пропитана «Золотая осень», не была свойственна мировоззрению Левитана. Каким бы темпераментным человеком он ни был, в его характере большую роль играла склонность к размышлению, созерцанию.
Промытое до прозрачной голубизны небо, золото листвы, зелень пожухлой травы сливаются в нечто неотменимое и вечное — в красоту мира, очаровывающую и просветляющую человека. Левитан «понял, — писал А. Головин, — как никто, нежную, прозрачную прелесть русской природы...»
Несмотря на замечательную живописную выразительность картины, которая могла бы рассматриваться как первый шаг русского искусства к экспрессионизму, сам автор не был ею доволен, считал ее «грубой». Год спустя он написал другой вариант этого же сюжета, в котором осенний пейзаж становится более холодным, спокойным...
Чехов придумал слово "левитанистый" и употреблял его очень метко. "Природа здесь гораздо левитанистее, чем у вас", - писал он в одном из писем. Даже картины Левитана различались, - одни были более левитанистыми, чем другие. Вначале это казалось шуткой, но со временем стало ясно, что в этом веселом слове заключен точный смысл - оно выражало собою то особое обаяние пейзажа средней России, которое из всех тогдашних художников умел передавать на полотне один Левитан.
ЛЕВИТАН И. Долина реки осенью. 1896 г. Бумага.
Пастель. 40 X 62. Русский музей
Чижевский А.Л.
Осенняя мелодия
Осенняя мелодия
Люблю я осенью златой
Бродить меж сосен и елей,
Меж фиолетовых полей,
В туманной роще молодой.
Люблю туман; покроет он
Волнами эти дали, реки
И на усталые мне веки
Опустит мимолетный сон.
Люблю я сон самозабвенья,
Когда могу я ширь души
Излить в недвижимой тиши,
Понять восторги вдохновенья! 1914, Калуга
Бродить меж сосен и елей,
Меж фиолетовых полей,
В туманной роще молодой.
Люблю туман; покроет он
Волнами эти дали, реки
И на усталые мне веки
Опустит мимолетный сон.
Люблю я сон самозабвенья,
Когда могу я ширь души
Излить в недвижимой тиши,
Понять восторги вдохновенья! 1914, Калуга
Левитан И.И. Туман. Осень. 1899
Техника акварели — с ее возможностью
добиваться чистоты цвета и передавать движение — словно создана для работы в жанре
лирического пейзажа. Левитан любил работать в этой технике, создав в ней удивительные
произведения — такие, как «Туман. Осень».
«Лиризация» живописи предполагает некоторую внешнюю незаконченность, эскизность, а точнее — ощущение незаконченности; все это является, прежде всего, отличительной особенностью акварелей и пастелей. В поздний период творчества Левитана, ознаменовавшийся стремлением к символизму, такая «эскизность», опробованная в акварельных и пастельных работах, проникла и в его живописные произведения, дав даже повод критикам упрекать автора в том, что он выставляет «неотделанные» произведения. Однако это была продуманная позиция.
«Почти у каждого из нас остались в памяти еще с детства лесные поляны, засыпанные листвой, пышные и печальные уголки родины, что сияют под нежарким солнцем в синеве, в тишине безветренных вод, в криках кочующих птиц». (Паустовский К.)
Символизм на рубеже XIX и XX веков уже становился едва ли не господствующим течением в русской культуре. Стилистику живописного символизма воспринял в последние годы своей жизни и Левитан — более того, он во многом сам формировал ее, создав серию своих «сумерек».
«Лиризация» живописи предполагает некоторую внешнюю незаконченность, эскизность, а точнее — ощущение незаконченности; все это является, прежде всего, отличительной особенностью акварелей и пастелей. В поздний период творчества Левитана, ознаменовавшийся стремлением к символизму, такая «эскизность», опробованная в акварельных и пастельных работах, проникла и в его живописные произведения, дав даже повод критикам упрекать автора в том, что он выставляет «неотделанные» произведения. Однако это была продуманная позиция.
«Почти у каждого из нас остались в памяти еще с детства лесные поляны, засыпанные листвой, пышные и печальные уголки родины, что сияют под нежарким солнцем в синеве, в тишине безветренных вод, в криках кочующих птиц». (Паустовский К.)
Символизм на рубеже XIX и XX веков уже становился едва ли не господствующим течением в русской культуре. Стилистику живописного символизма воспринял в последние годы своей жизни и Левитан — более того, он во многом сам формировал ее, создав серию своих «сумерек».
Левитан И.И. Сумерки. 1899. Государственная
Третьяковская галерея, Москва
Не только экспрессия отчаяния
или, напротив, жизнелюбия наполняет произведения, написанные Левитаном. Одной
из важных тем этого периода становятся также сумерки. Это время суток стало
выражением тихой печали о прошедшем дне, покоя. Как бы ни было ярко дневное
солнце, как бы ни блистал огненным заревом закат, наступившие сумерки словно
усмиряют природу. Для Левитана сумерки, вечер
были и символом окончания его эмоционально бурной жизни — все меньше и
меньше оставалось сил, внутренняя энергия затухала перед погружением во мрак.
В «Сумерках» доминирует темный колорит, пейзаж кажется таинственным и загадочным.
Чтобы передать приглушенное сумеречное освещение, Левитан совершенно упрощает формы предметов — в них почти нет никаких деталей, словно они и неразличимы в полутьме. Такое обобщение силуэтов позволяет ему создать особую мелодичность и ритмичность композиции — ничто не отвлекает взгляд зрителя от главного.
В «Сумерках» доминирует темный колорит, пейзаж кажется таинственным и загадочным.
Чтобы передать приглушенное сумеречное освещение, Левитан совершенно упрощает формы предметов — в них почти нет никаких деталей, словно они и неразличимы в полутьме. Такое обобщение силуэтов позволяет ему создать особую мелодичность и ритмичность композиции — ничто не отвлекает взгляд зрителя от главного.

ЛЕВИТАН И. (1860—1900). Сумерки. Луна. 1899. Холст,
масло. 49,5 X 61,3. Русский музей
Прием обобщения, отработанный
Левитаном еще в работе над волжскими натурными этюдами, заставляет скромный
пейзаж звучать как серьезное монументальное полотно — природа предстает не в
знакомой обыденности, но наполненной иными, более глубокими содержанием и
чувством. Именно этот прием, случайно использованный юным Левитаном еще в
картине «Осенний день. Сокольники», теперь становится едва ли не самым
излюбленным в арсенале художника.
И. - В. Гёте (Перевод с немецкого)
***
***
Сверху сумерки нисходят,
Близость стала далека,
В небе первая восходит
Золотистая звезда.
Все в неверность ускользает,
Поднялась туманов прядь,
Сумрак темный отражает
Озерная сонно гладь.
Вот с восточного предела
Ожидается луна,
С ивой стройною несмело
Шутит близкая волна;
Сквозь теней круговращенье
Лунный свет то там, то сям,—
И прохлада через зренье
Проникает в сердце к нам. 1827
Близость стала далека,
В небе первая восходит
Золотистая звезда.
Все в неверность ускользает,
Поднялась туманов прядь,
Сумрак темный отражает
Озерная сонно гладь.
Вот с восточного предела
Ожидается луна,
С ивой стройною несмело
Шутит близкая волна;
Сквозь теней круговращенье
Лунный свет то там, то сям,—
И прохлада через зренье
Проникает в сердце к нам. 1827
Левитан И.И. Сумерки. Стога. 1899. Государственная
Третьяковская галерея, Москва
В картине «Сумерки. Стога»
показан светлый вечер, может быть, начало северной «белой» ночи. Художник уходит
от повествовательности своих прежних работ, предельно упрощает форму, максимально
насыщая подтекст произведения. Отдельного внимания заслуживает тончайший
колорит «сумеречных» произведений. Художник внутри каждого цветового пятна
разрабатывает тончайшую градацию цветовых переливов, которые и не заметны на
первый взгляд, но создают неповторимую атмосферу вечерней прохлады и покоя.
«До такой изумительной простоты и ясности мотива, — утверждал Чехов, — до которых дошел Левитан, никто не доходил до него, да и не знаю, дойдет ли кто и после». Кстати, эта картина напрямую связана с именем писателя. В 1899 году уже совершенно больной Левитан съездил к нему в Ялту. Однажды вечером на куске картона он написал повторение «Стогов» для своего друга. Этот этюд Чехов поместил на стенку камина напротив своего рабочего стола.
В эмоциональном строе всех вечерних пейзажей Левитана — в основном обычных деревенских видов — особую роль играет ощущение тишины, оно создается и мягким, приглушенным колоритом, и статичной композицией, и спокойным мазком. Тишина и задумчивость сочетаются с некоторой скрытой напряженностью и составляют в каждом из этих произведений совершенно необычную и богатую оттенками гамму переживаний.
Райнис Ян
Поздний вечер
Мерцает свод зеленовато — синий,
В огне закатном золотится мгла,
Блестит роса на мокрой луговине,
И растеклось дыхание тепла.
Час бледных красок, полустертых линий.
На долы тьма, как тяжкий сноп, легла,
И ветерки крадутся по низине...
Где все мерила?.. В сердце острие...
Шум ветра, пустота, небытие.
«До такой изумительной простоты и ясности мотива, — утверждал Чехов, — до которых дошел Левитан, никто не доходил до него, да и не знаю, дойдет ли кто и после». Кстати, эта картина напрямую связана с именем писателя. В 1899 году уже совершенно больной Левитан съездил к нему в Ялту. Однажды вечером на куске картона он написал повторение «Стогов» для своего друга. Этот этюд Чехов поместил на стенку камина напротив своего рабочего стола.
В эмоциональном строе всех вечерних пейзажей Левитана — в основном обычных деревенских видов — особую роль играет ощущение тишины, оно создается и мягким, приглушенным колоритом, и статичной композицией, и спокойным мазком. Тишина и задумчивость сочетаются с некоторой скрытой напряженностью и составляют в каждом из этих произведений совершенно необычную и богатую оттенками гамму переживаний.
Райнис Ян
Поздний вечер
Мерцает свод зеленовато — синий,
В огне закатном золотится мгла,
Блестит роса на мокрой луговине,
И растеклось дыхание тепла.
Час бледных красок, полустертых линий.
На долы тьма, как тяжкий сноп, легла,
И ветерки крадутся по низине...
Где все мерила?.. В сердце острие...
Шум ветра, пустота, небытие.
Серов В. Портрет И.И. Левитана. 1900. Бумага,
пастель. Государственная Третьяковская галерея, Москва
Левитана называли чародеем
настроения. Мастер уловил неизбывную грусть русского пейзажа. Даже самого
солнечного, самого как бы бравурного пейзажа (если таковой возможен).
Почему-то даже на каком-нибудь июльском пиру солнца, ветра, буйной зелени неизбежно
думается о том, что все это очень ненадежно и скоро пройдет, превратится в
уныние, застылость форм, замирание жизни. Вряд ли дело здесь в какой-то неправильности
душевного устройства или в каких-то психических недомоганиях Левитана. Просто
с гениальным своим чутьем он выразил то, что давно просилось в «выражение»,
что все давно чувствовали, с чем ждали встречи. Нужно расставить в комнате как
можно больше репродукций левитановских полотен и погрузиться в вечную печаль
русских рощ и полей — печаль, брезжащую неясным выходом, неясной надеждой. Тут
мудрость и глубина той «последней» простоты, о которой всякий иногда лишь
бессильно мечтает. Тут отзвук «последних» ответов, которые даже нечего
пытаться загонять в строгие формулы. Они — вне слов, вне формул. Редкое умение
— называть не называя.
«Чем ближе к старости, тем чаще мысль Левитана останавливалась на осени. Правда, Левитан написал несколько превосходных весенних вещей, но это почти всегда была весна, похожая на осень». (Паустовский К.)
22 июля (4 августа по новому стилю) 1900 года Исаак Ильич Левитан ушел из этой жизни, всего лишь месяц не дожив до 40 лет. Он сильно болел, его сердце отказало служить. За несколько месяцев до смерти художник писал сестре Чехова Марии Павловне: «Мари, как страшно умирать и как болит сердце!». Он был похоронен на небольшом подмосковном кладбище, которое до наших дней не сохранилось. В его мастерской осталось около 40 неоконченных картин и 300 этюдов. 22 апреля 1941 года прах Левитана перенесен на московское Новодевичье кладбище и захоронен рядом с могилой А.П. Чехова.
«Чем ближе к старости, тем чаще мысль Левитана останавливалась на осени. Правда, Левитан написал несколько превосходных весенних вещей, но это почти всегда была весна, похожая на осень». (Паустовский К.)
22 июля (4 августа по новому стилю) 1900 года Исаак Ильич Левитан ушел из этой жизни, всего лишь месяц не дожив до 40 лет. Он сильно болел, его сердце отказало служить. За несколько месяцев до смерти художник писал сестре Чехова Марии Павловне: «Мари, как страшно умирать и как болит сердце!». Он был похоронен на небольшом подмосковном кладбище, которое до наших дней не сохранилось. В его мастерской осталось около 40 неоконченных картин и 300 этюдов. 22 апреля 1941 года прах Левитана перенесен на московское Новодевичье кладбище и захоронен рядом с могилой А.П. Чехова.
***
Березы помнят Левитана,
Как он бы не запомнил их.
Они сияют ранним-рано,
Они горят в вечерний миг.
Есть память у деревьев, если
Мы с ними были заодно
И отдавали им то песню,
То золотое полотно. (Лев Озеров)
Березы помнят Левитана,
Как он бы не запомнил их.
Они сияют ранним-рано,
Они горят в вечерний миг.
Есть память у деревьев, если
Мы с ними были заодно
И отдавали им то песню,
То золотое полотно. (Лев Озеров)
Источники:
Сергиевская Н.И. Левитан./ Наталья Игоревна Сергиевская.
– М.: ОЛМА Медиа Групп, 2010. – 127 с. – (Галерея гениев)
Левитан: 50 художников. Шедевры русской живописи, вып.
14./ текст Александр Панфилов. – М.: ООО «Де Агостини», 2010. – 31 с.
http://lib.ru/PROZA/PAUSTOWSKIJ/isaak_lewitan.txt
- здесь полностью статья Константина Паустовского «Исаак Левитан»
https://foma.ru/levitan-hudozhnik-kotoryiy-ne-vyinosil-svet.html
Комментариев нет:
Отправить комментарий